Игорь Фёдоров - Волк

— Если бы Тимофеев ударил мою девушку, я бы ему хотя бы ногу прострелил, — сказал я.

Паха не стал долго раздумывать:

— Если бы твою девушку звали Альбиной, тебе бы пришлось выслушать несколько лекций на тему «мстить может только жалкий ничтожный человек» и «жажда справедливости — не самый лучший попутчик». Что-то в этом роде. Спокойный ум и холодный расчет, вот формула успеха в борьбе с маньяком.

— Хорошо, что не я ее тогда встретил.

— Поверь — если бы я его подстрелил, даже в ногу, ничего хорошего бы из этого не получилось. Деньгами не все можно купить. Конечно, хотелось устроить ему парочку огнестрельных по ногам. Можно было бы его даже грохнуть и закопать под сосной и каждый год искусственные цветы приносить, но мне одного трупа уже хватит. На том свете нас не поймут.

— Ладно, — смирился я, — что будем делать дальше, снайпер хренов? У тебя там какие-то люди были.

Паха задумался. Для жильцов близлежащих домов никаких событий не произошло. Даже если кто-то и услышал звук, похожий на выстрелы. Это район богатых людей, здесь все чудят по-своему. Никто и не поверит, что сегодня неподалеку чуть не схлестнулись между собой маньяк и оборотень. Что в лесу скрывается опасный преступник, готовый убивать жестоко и беспощадно. Никаких свидетельств, что тут хоть что-то произошло.

— Эти люди не будут прочесывать лес вдоль и поперек, выискивая одноглазого беглеца. Они могут только проявить бдительность и выехать на подмогу по первому звонку.

— Выходит, мы сделали все, что смогли?

— На данный момент, да. Будем надеяться на девчонок. И на то, что твой Тимофеев захочет покинуть наши края.

Мне вдруг пришла мысль, которая заставила меня остановиться. Паха вопросительно посмотрел на меня.

— У Тимофеева есть сотовый, — сказал я.

— И где-то он его заряжает, — добавил Паха.

— Где?

— Да где угодно. В каком-нибудь приюте для бездомных. Или наркоманском притоне. На даче можно спрятаться, если сезон закончился. Будет встреча, спроси. Он твой друг.

Я решил, что этот вопрос лучше не оставлять без внимания.

Мне надо было встречать Марину. В этот вечер Тимофеев уже никому не мог причинить проблем, но меня ждали. Темнеет рано, а я, какой-никакой, охранник.

Я пошевелил запястьем правой руки. Нормально.

Наступила вторая пятница сентября. По утрам в городе уже достаточно темно, даже для сентября с его постоянно уменьшающимся световым днем. Небо заволокло тучами. А если учесть, что веселые грозы прошли вместе с летом, то нас ожидал мелкий продолжительный занудный дождь. В такие дни, лежа в теплой постели, я ненавидел первую лекцию больше, чем вторую и третью, вместе взятые.

С недавнего времени я периодически стал просыпаться вместе с Мариной. Не так часто, как хотелось. Но надо было учитывать отношение ее родителей к совершенно постороннему человеку. И хотя они не высказывали вслух свое мнение в мой адрес, думаю, любой другой человек был бы для них менее посторонний, чем я. Я старался быть приветливым и воспитанным, но в ответ я получал только холодную вежливость и тайное призрение.

— Ах да, вы же родились в поселке, — в наших редких беседах это была самая любимая фраза, надменно слетающая с их родительских губ. И завтрак, а общение у нас получается только по утрам, становится невкусным. Как так получается, что у снобов рождаются вполне приличные дети?

В такие моменты Марина старалась перевести разговор в более нейтральное русло, например о себе самой.

— Вчера мне выдали новый библиотечный формуляр, — похвасталась она, — старый уже закончился.

Но родители не только не принимали меня, но и не понимали маниакальную склонность дочери к чтению.

— Сергей, — обратилась ко мне мать, — а вы любите читать?

Я несколько замешкался.

— Вы имеете в виду, книги?

— Да, книги. Вы их читаете?

— Да я как-то… не очень, — пробормотал я, — мне кино больше по душе.

Я ожидал их любимое «ах, да, вы же родились в поселке». Но — о, чудо. Родители впервые посмотрели на меня с некоторой теплотой.

— Вот, Марина, бери пример с Сергея. Книги тебе не помогут в жизни, кроме развития фантазии. А она у тебя развита, дальше некуда.

Марина бросила на меня взгляд, полный презрения, и демонстративно взглянула на часы.

— Нам пора.

— Спасибо, — сказал я, выходя из-за стола.

В своей комнате Марина расплескивала свой негатив налево-направо.

— Книги им мои не нравятся, — зло шипела она, закидывая в сумочку косметику, — и так всю жизнь. Кроме сберегательной книжки, других не признают.