Игорь Фёдоров - Волк

Но тут в воздухе почувствовался запах нового персонажа. Я, стараясь не обращать внимания на боль в лапе, злорадно улыбнулся и завилял хвостом. План, наконец-то, сработал. Ловушка захлопнулась.

И Тимофеев это заметил. Привыкший не ждать от жизни ничего хорошего, он молниеносно повернулся назад. В десяти метрах от него стоял Паха с пистолетом в руке. В данный момент он выглядел, как герой боевика, низкобюджетного, но снятого с огромной любовью к киноискусству. И на прицеле был Тимофеев. Чаша весов резко опустилась в нашу сторону, ибо зло должно понести наказание.

— Руки вверх, гражданин, — скомандовал Паха.

Но Тимофеев, предпочитавший скорее смерть, чем подчинение, рванул сквозь кусты. Паха поднял пистолет вверх, снял с предохранителя и произвел три выстрела в воздух. Потом залихватски свистнул и заорал на весь лес:

— Ату его! Вперед, ребята, — и выстрелил еще дважды.

Я с удивлением посмотрел вслед убегающему Тимофееву, потом на Паху. Какого черта он сделал? Он его практически отпустил, и тем самым, возможно, разворошил самый страшный осинник в нашей жизни. Один не стреляет в неприятеля, когда есть хорошая возможность. Другой позволяет себя поймать в силки, подобно зайцу. Учитывая, какая опасность нависла над нами и нашими девушками. Что с нами не так? И когда мои планы начнут, наконец, срабатывать? Мы же в гараже все продумали!

Как только хруст веток под ногами Тимофеева затих в лесу, а ветки кустов перестали качаться, Паха подбежал ко мне и опустился на колени.

— Ну-ка, — он осмотрел мою лапу с взглядом опытного ветеринара, — погоди, сейчас мы это исправим.

Он осторожно ослабил захват и я, поскуливая, вытащил лапу из петли.

— Пустяки, небольшой порез — убежденно заверил Паха, — вот я бы на его месте поставил волчий капкан, чтобы наверняка.

Я попробовал встать на лапу. Сейчас самое время догнать и обезвредить Тимофеева. Как бы быстро он не бежал, я догоню его прежде, чем он успеет выдохнуться. Но я тут же понял, что на сегодня бега закончились. И я взвыл вслед убегающему врагу, в надежде, что инстинкт самосохранения посоветует ему оставить все попытки преследовать нас. По крайней мере, на Паху мой вой произвел впечатление.

— Вот сейчас реально страшно было, — покачал он головой, — ну пойдем домой, что ли?

Успокоившись и придя в себя, мы доковыляли до пня. Из него торжественно торчал нож, что меня очень порадовало. Если он потеряется во второй раз, я, наверно, покалечу похитителя, кем бы он ни был.

Когда я упал на спину человеком, лес взбудоражили Пахины радостные вопли. Согласен, к этому трудно привыкнуть. Пока он успокаивался от увиденного, я успел одеться, стараясь не шевелить правой рукой, на запястье которой хорошо виднелась красная полоса на опухшей коже. Останется тонкий шрам, как напоминание. На плече уже был один, на память от Степаныча. Отряхиваясь от хвои и грязи левой рукой, я спросил громко, но стараясь не сорваться на крик:

— Ты почему не подстрелил гаденыша?

— Потому что эта вещь, — он продемонстрировал пистолет, — абсолютно «левая». Она даже не существует, как огнестрельная единица, и это учитывая, что у меня и лицензии нет.

Я зло и обиженно смотрел на Паху, зная, что он поступил правильно. Но как же близко была развязка!

— Если ствол всплывет, батиной карьере придет конец. Не думай, что в полиции работают идиоты. Все вычислят враз, и примут соответствующие меры. Мне опытные люди все объяснили по этому вопросу, до мелочей. Самое лучшее для меня, вообще к нему не прикасаться. Пусть себе лежит в укромном месте и ржавеет.

Я взял у Пахи пистолет левой рукой, осмотрел со всех сторон, прицелился в сосну, потом в небо. Вещь! Тяжелая, громоздкая и абсолютно незаконная. Дремавший во мне хулиган чуть было не проснулся. Только благодаря здравому смыслу и силе воли я не нажал курок. Видя азарт в моих глазах, Паха забрал пистолет, засунул его за ремень и застегнул ветровку.

— Мне ее дали только на случай вооруженного налета, шантажа или похищения.

— А батя знает? — спросил я.

— Батя как раз и придумал все это. Но мне будет спокойней, если ты не будешь об этом распространяться.

— На допросе могу расколоться.

Мы шли обратно к Пахиному дому. Лес окутали сумерки. Сентябрьские, они были еще теплые в этот поздний час, но в воздухе уже веяло прохладой. Брусника только начала поспевать, а на кустах голубицы висели перезрелые ягоды. Где-то в лесу сидит Тимофеев, обхватив голову руками. Такая ошибка могла стоить ему свободы, здоровья, а возможно — и жизни. И пришли бы мы потанцевать на его могиле. Я бы точно пришел.