Евгений Сафронов - Экспедиция. Бабушки офлайн

— Далеко еще, сынонька? — спросила, задохнувшаяся Арсеньева. — Совсем что-то ножки отказывают…

— Нет! — уверенно ответил Будов. — Придем скоро. Тут левее немного, вон к той роще поближе.

Стариков и Оля, не сговариваясь, обернулись к бабе Кате.

— Верно, всё верно, — закивала старушка. — Туды он и отнес, я только в точности не знала, место какое.

— А кто отнес? И что? — тихо спросил Лешка. Баба Катя лишь махнула рукой в его сторону и, сжав губы, поковыляла за Будовым.

Метров через двести Петька, шедший впереди, остановился, огляделся по сторонам, выставив подбородок, — так, точно принюхивался к чему-то. После прошел еще несколько шагов и воткнул в землю лопату.

— Здесь, — сказал он и стал снимать с плеч спинки от детской металлической кровати. Баба Кати резко встала, потихоньку выудила свою руку из ладони Щеголевой; ее губы задрожали.

— Ванечка! — зашептала она и быстро-быстро стала креститься. — Неужто я нашла тебя, родненький мой? Сколько лет, Господи, сколько лет!

Быстрота движений вмиг вернулась к ней, Стариков не успел опомниться, как та оказалась рядом с Будовым.

— Где? — шептала она. — Где он лежит?

Петька опустился на корточки и положил руку на мягкую, теплую землю. Это место ничем не отличалось от остального поля, заросшего где бурьяном, где мелкими деревьями и кустами. О том, что произошло здесь около пятидесяти лет назад, знали только умерший Арсеньев, его жена и Будов, розоватыми глазами смотревший в подземную глубину.

Баба Катя опустилась на колени, а потом, не стесняясь и совсем, видимо, забыв о своих провожатых, тихонько завыла, запричитала, заплакала.

— Ты прости меня, мой Ванечка! Родила я тебя, безымянного, не ко времени. Окрестить мы тебя, бедненького, не успели. Уж сколько раз ты присневáлся мне, сколь раз жаловался на судьбинушку свою: не принимают, мол, тебя там нигде родимого! А я-то, дура непутевая, мне и ума-то нет спросить, где тебя положили! Я бы ходила сюда да вспоминала тебя чаще…

Голос ее стал глуше, она перешла на шепот и бормотание. Оля принялась шмыгать носом и вытирать глаза. Лешка отставил камеру в сторону и, подойдя к Петьке, взялся за одну из металлических спинок.

— Погоди! Давай сначала границы обозначим, — не обращая внимания на причитавшую Арсеньеву, Будов взял лопату и точными движениями очертил прямоугольник на земле. После наклонился и стал руками обрывать внутри получившейся фигуры траву, убирать мусор. Лешка, наклонившись, начал помогать. Щеголева отошла в сторону и скрылась где-то за деревьями в ближайшей роще.

Петька встал на ноги и посмотрел на кроватные спинки.

— На первое время сгодятся, а там и нормальную оградку можно поставить, — сказал он, обращаясь к бабе Кате. Та перестала причитать и лишь всхлипывала иногда.

— Нет-нет! — торопливо ответила она. — Это кроватка детская, давнишня. Еще дочка на ней спала. Ее и надо, лучше оградки и не придумашь. Чтоб как кроватка у него была, понимаете? Я-то его не накачалась, не нанянчилась с ним.

Арсеньева снова перешла на причет. Стариков ни о чем не пытался спрашивать — в общих чертах и так всё ясно. Ему не понятно было только одно: откуда Будов всё узнал? Когда и как он обо всем догадался?

Они вместе с Петькой вкопали спинки кровати в те стороны прямоугольника, которые были покороче.

— Тут бы еще что-то металлическое надо… — почесал лоб Петька. — Чтобы оградку завершить.

Баба Катя кивнула и вытерла глаза тылом ладони. Подошла Ольга. В руках она держала небольшой букетик голубых полевых цветов. Девушка положила его у одной из кроватных спинок.

— Помянуть ведь надо! — спохватилась Арсеньева, которая постепенно приходила в себя после слез и причитания. — А я ведь из еды-то ничего не взяла, дурында старая!

— Ничего, баб Катя, — сказала Щеголева. — Мы еще помянем сегодня. И вы тоже сможете…

— Каждый день ходить буду! — согласилась старушка. — Ноги изотру, а прощения у Ванечки вымолю. И землицы сюда отпетой привезу — у чеботаевского батюшки позволения спрошу. Он разрешит.

Они помолчали. Ветер чуть шевелил синие лепестки принесенных Олей цветов. Странная детская кроватка — с землей вместо матраса — незаметно чернела среди полевых проплешин и желто-коричневого бурьяна. Лешке показалось, что она стояла здесь всегда.

— Пятьдесят один год Ванечке исполнилось бы. Он у меня июньский, двадцатого рóжденный. Мы с Федей еще сына хотели, да вот не вышло. Только дочкой богаты, и то — слава Богу.