Коди Кеплингер - Все было не так

Не только я и Майлс, но и все мы. Все выжившие. Не важно, как сильно злится на меня Эшли, не важно, как сильно Келли или Рене хочет от нас избавиться, мы все связаны. Это узы боли, совместного потрясения. Но еще узы надежды, комфорта и понимания, которые останутся только нашими.

Не важно, что случится с Майлсом, я понимаю, что мы всегда будем связаны. Что именно ему я всегда смогу позвонить, когда начну в чем-то сомневаться. Когда покажется, что небо без звезд проваливается в небытие. Когда случится пятая, десятая или тринадцатая годовщина стрельбы, мы будем на связи. Даже если этого… того, что происходит между нами прямо сейчас, не хватит надолго.

Но сейчас все кажется правильным.

Я пишу это за несколько дней до поездки в Калифорнию. Он повезет меня с моими вещами через всю страну, а потом вернется в Индиану, когда я устроюсь. Я боюсь этой части. Где я больше не буду жить с ним по соседству. Я не смогу забираться на свою крышу и знать, что он скоро придет.

Но мне кажется, все будет хорошо. У нас обоих все будет хорошо. Мы пережили худшее.

Из некролога тренера Нолана становится ясно, что ему сорок два, он был одинок (развелся почти десять лет назад), детей нет. Он был тренером по футболу и бегу, и добрая часть трофеев в стеклянном кубе возле администрации школы появилась там благодаря ему. Когда о нем говорят жители города, то ссылаются на его деятельность, на все победы, к которым он привел старшую школу округа Вирджил. Но никогда не упоминают, что он был учителем.

Что довольно странно, ведь буквально каждый ученик посетил хотя бы один из его уроков. Мы все знали тренера. Шутили, какой он деловой, что обращается к ученикам по фамилии, всегда надевает на урок пиджак и галстук. Практически каждый спародировал тренера Нолана, чтобы развлечь своих друзей.

Но в то же самое время его все уважали. Он был суровым, но справедливым. Помню, я впервые получила обратно написанное на его уроке сочинение. Наверху красными чернилами красовалась тройка. Мне стало стыдно. Я не училась на одни пятерки, но никогда не получала отметку ниже четверки.

После урока я подошла к его столу, нервно сжимая бумагу в руках, а Сара ждала меня у двери.

– Вам помочь, мисс Бауэр? – спросил он.

– Дело в, эм, моей отметке, – сказала я и положила сочинение на его стол. – Почему я получила тройку?

– Потому что вы ее заслужили, – просто ответил он. Тренер мог бы отмахнуться от меня, но он придвинул листок к себе и достал из ящика красную ручку. – Идите сюда.

Я перегнулась через край стола и смотрела, как он отмечал на моем листке места, где я ошиблась с датами или именами, повторилась, чтобы соответствовать заданному количеству слов. Затем он выписал на поля все, что я могла включить в сочинение, упущенные факты. И отдал бумагу мне.

– В сочинении есть и хороший материал, – сказал он. – Но его недостаточно для лучшей оценки.

– Можно переписать? Чтобы получить отметку выше?

Он покачал головой.

– Боюсь, нет. Здесь не средняя школа, мисс Бауэр. Все намного строже. Но вы можете воспользоваться информацией, которую я вам только что предоставил, и в следующий раз написать отличное сочинение.

Сначала я злилась на него. Это произошло в первом семестре девятого класса. Подумала, он слишком строг ко мне.

Но потом, когда задали следующее сочинение, я достала предыдущее с пометками. Проверила все имена и даты, вместо повторения нашла для включения в сочинение новый материал и использовала другие ресурсы, кроме учебника. Неделю спустя тренер Нолан с улыбкой вернул мне сочинение. Наверху красовалась красная пятерка.

Точнее, пятерка с минусом. Его урок был не таким уж легким.

Я никогда прежде так не гордилась отметкой. И я думаю, он именно этого и добивался. Заставлял нас трудиться, чтобы наш успех стал настоящим триумфом.

Тренер Нолан видел во всех нас потенциал и, как в случае с Майлсом, пытался сделать так, чтобы мы стали лучшими версиями нас самих. Иногда для этого приходилось заставлять недовольных парней работать совместно. Иногда оставлять после уроков, чтобы сделать пометки в сочинении. Он давал нам карту, но добраться до места назначения мы должны были сами, чтобы в итоге понять – это очень многое значило.

Томас Нолан был достойным своих наград тренером.

Но если вы спросите меня – или Майлса, или других его бывших учеников, – как учитель он был еще лучше.

– И что ты будешь делать с письмами? – спросил Денни. Прошло два дня после окончания школы; я, он и Майлс сидели на нашем месте в лесу на откидном борте моего грузовика.