Иван Миронов - Плохая шутка

– Не возьмешь.

Лицо Анку вдруг стало меняться. Метаморфозы происходили так быстро и закончились так внезапно, что походили больше на легкую галлюцинацию. Но Денис не мог позволить себе такой роскоши, как самообман. Его вера в происходящий бред окрепла и не подвергалась сомнению.

Гладкая кожа Константина Андреевича тут и там стала вздуваться и снова опадать, словно закипающее молоко. Сквозь щеки просвечивались скулы и челюсть, затем они вновь исчезали. Зрачки мерно сужались и расширялись, а цвет лица принимал пепельный оттенок, чтобы практически моментально вернуться к обычной бледности. Долю секунды Денис мог видеть вместо носа Анкудинова лишь носовую кость, словно голова превратилась в череп. Но так же внезапно, как и начались, метаморфозы закончились, и перед Денисом вновь стоял Анкудинов Константин Андреевич в своем жутком, но относительно нормальном обличье. Он вновь вернул контроль над своими эмоциями.

– Очень хорошо! – произнес ровным голосом Анкудинов. – Если ты намереваешься работать на чистом энтузиазме, я могу только поприветствовать это.

И тут же его лицо непроизвольно перекосилось, при этом кожа поплыла, как воск свечи. Миг – и вновь каменное лицо вместо жуткой маски.

– Прежде чем мы перейдем к заданию на эту неделю, я хочу тебе кое-что показать. И объяснить.

Анку встал и подошел к двери.

«Приплыл, – обреченно подумал Денис. – Теперь он мне устроит воспитательную работу». Но при этом в душе все так же тихо и еле заметно теплилась надежда. Шанс выбраться из передряги был. Осталось только нащупать его… и дожить до того, как этот шанс представится.

– Что показать? – спросил он.

– О! Это маленький сюрприз. Прошу!

Константин Андреевич указал на узкую дверь по правую сторону коридора.

– Это что, туалет? – слабо удивился Денис.

Анку взялся за ручку.

– Нет, это просто дверь. Если тебе интересно, дверь туалета прекрасно выполняет точно ту же функцию, что и златые врата. Она пропускает живую тварь туда, куда тварь хочет попасть. Или не хочет.

Анкудинов рассмеялся: жестко и безжизненно.

– Поэтому, если у тебя нет особых возражений… – он сделал паузу и вопросительно посмотрел на Дениса, словно действительно ожидал возражения.

– Нет, дверь в «толчок» чудесно подходит, – проговорил Денис и сглотнул. В горле словно кто-то прошелся наждачной бумагой. Он почувствовал, что очень скоро узнает, почему его нанял на работу Анкудинов. И его пугало то, что ему предстояло узнать.

Константин Андреевич опустил ручку и потянул на себя дверь. Денис приготовился увидеть в уборной все, что угодно, но того, что предстало перед его глазами, он явно не ожидал. Он десятки раз видел подобное в кино, но реальность теперь удивляла гораздо сильнее. Туалета за дверью просто не существовало.

Хлопнула дверь, и в полупустой аудитории появился преподаватель. Сгорбленный седовласый старик напоминал маленького злобного орка, выискивающего повод достать из-за пояса свой двусторонний топор. Его челюсть судорожно двигалась, словно он беспрестанно что-то жевал. Мутно-водянистые глаза, походящие на болотную топь, смотрели на студентов с неопределенным выражением: то ли с презрением, то ли с безразличием. Серые шерстяные брюки и столь же серый потрепанный свитер наводили на мысль, что теплое сентябрьское утро за окном аудитории – ошибка. Скорее, там должен быть конец октября – серый и холодный, как и выражение лица преподавателя Храмова Юрия Николаевича.

Хрюн, как его называли студенты, незамысловато сократившие фамилию, имя и отчество, причмокнул беззубым ртом и произнес, противно чавкая словами:

– Я смотрю, не так много… студентов… хотят сдать мой предмет… Напрасно, напрасно…

Он прошел к трибуне и под тихое хихиканье школяров принялся раскладывать свои конспекты. Делал он это настолько медленно и скрупулезно, что казалось, будто занятие не начнется никогда. В конце концов, добившись успеха, Юрий Николаевич поднял голову, несколько секунд мутными глазами изучал пришедших на лекцию студентов, и произнес:

– Сегодня мы продолжим тему, которую начали разбирать… – он принялся шуршать своими записями, – в прошлую пятницу.

Лана, расположившись на задней скамейке аудитории, отрешенно смотрела на копошащегося старика. Ночью она плохо спала. Вчерашний разговор постоянно лез в голову, прогоняя сон. Но даже когда она засыпала, ее преследовал смутный образ скелета с картинки, которую показал им вчера Алексей Петрович. И она открывала глаза и смотрела в потолок, пытаясь что-то вспомнить. Что-то связанное с просьбой старого, слепого на один глаз букиниста. И только после трех она провалилась в благословенное забытье без сновидений.