Александр Куприн - Бармен из Шереметьево

План начал формироваться, когда однажды в подсобку прибежала посудница Люся и сказала Димке следовать за ней. Эта довольно глупая грязноватая женщина неопределенного возраста и таких же неопределенных обязанностей с малолетства стучала во все инстанции от месткома до КГБ и в этом находила свое призвание и значимость. Парадокс был в том, что и все остальные точно так же стучали, но вот посудницы почему-то побаивались. Смертельно боялся ее и Димка — он подскочил как ужаленный и поспешил за Люсей в бар. Здесь он испугался еще больше, увидев заплаканную Аню с потеками туши на щеках. В угол бара, чтоб не пугать посетителей, вынесли складную ширму, за которой Дима обнаружил абсолютно пьяного финна. Финн, лежа лицом на столике, посмотрел на Диму красным глазом, подмигнул и засмеялся, выдувая носом пузыри.

— Да не этого! Этот нормальный. Вон того поднимай — и к кранам, в посудную!

Только тут Дима заметил второго финна — тот свернулся на полу и мирно спал в луже собственной мочи. С трудом затащили его к раковинам, прислонили к стенке и сунули под нос нашатырь, но финн не приходил в себя, а только фыркал и мычал. Аня в истерике стала бить его наотмашь по щекам и, только перепуганный Димка перехватил ее руки, как пьяный открыл глаза и обильно выблевал на пол.

— Ну миленький, ну хорошенький… ну пожалуйста… — запричитала Анна и к Димке: — Принеси быстро плащ там, на стуле!

Он метнулся за плащом, вдвоем они вытащили из кармана билет и паспорт, застегнули плащ на все пуговицы и усадили финна на стул, а Анька быстро вымыла лицо, поставила в бар официантку и пошла вниз. За ней шел Дима, поддерживающий внезапно побледневшего пьяницу. На посадке регистраторша начала было шипеть, но, получив от Аньки двадцать марок, свернутых в маленький кубик, чтоб не увидели в видеокамерах, спрятанных в потолке, пропустила пьяного на посадку. Да и куда бы она делась — оставить его в аэропорту означало возвести проблему на следующий круг: с разборками, объяснительными, новым билетом и прочее. Отгребли бы обе — Ане, у которой накачался этот клиент, прилетело бы больше, но и регистраторов смены не обошли бы выговорами. Второй финн как-то смог собраться и, шатаясь, сам прошел посадочный контроль.

Уже ночью Анька, вспоминая эту историю, вдруг снова расплакалась и уткнулась носом в любимое плечо. Димка машинально гладил ее по волосам и не мигая смотрел в окно на большую луну в ночном московском небе — он думал.

В пропитанной запахом кислятины коммуналке за Павелецким вокзалом напряженно ворочала мозгами посудница Люся. Куратор Валов, которому она позвонила доложить о пьяных финнах, отказался встречаться с ней, сославшись на срочные дела, а попросил подробно описать весь инцидент на бумаге. И вот Люся, покусывая ручку, мучительно выводит на бумаге слова и формирует предложения. Исписав три листа, она под каждым аккуратно вывела свой оперативный псевдоним — «Кравец». Посудница свернула листы втрое, положила на дно своей сумки, прижав свернутой шалью, и вышла в коридор коммуналки. Было слышно, как у кухни храпит ее сын-инвалид — у него была своя комната, которую тот никогда не закрывал. За ближайшей дверью тихонько шепчется молодая пара — они подумывают перейти на работу в область, где есть шанс получить служебное жилье — лишь бы уйти из этого зоопарка. Дверь в ванную приоткрыта — посудница зашла и, не включая свет, шумно помочилась в унитаз — соседский шепот сразу стих. Вернулась к себе, выключила лампу, и комната наполнилась рассеянным серебряным светом — над столицей висела полная луна.

Вышел из отпуска начальник Третьего отдела Евгений Солодов, которого замещал Валов, — бумажной волокиты резко убавилось, и майор-куратор опять стал частым гостем в «Шереметьево-2». «Насколько все же приятней заниматься живым делом, чем этим мерзостным бумаготворчеством», — с чувством некоторого превосходства размышлял он. Даже их относительно немногочисленный отдел генерировал невообразимое количество бумаг — каждый опер вел по два-три ДОРа (дела оперативной разработки), дела оперативного наблюдения, литерные дела. Велись особо противные и скучные «дела по установлению анонима» — любой анонимный сигнал требовал выяснения личности автора. Будучи установленным, этот человек, уже продемонстрировавший склонность к стукачеству, в большинстве случаев становился доверенным лицом, а позднее агентом. Но это в случае, если информация находила подтверждение. Если же сигнал был ложным, с «доброжелателем» проводилось профилактирование, чтобы отбить у него желание строчить анонимки. И вся эта деятельность протоколировалась, превращалась в унылые планы агентурно-оперативных мероприятий, материалы и заключения исследований, оперустановки, сообщения доверенных лиц и агентов и прочая и прочая… Само собой, весь этот массив нес грифы «секретно» или «совершенно секретно». Утрата любой из этих порой бессмысленных бумаг могла стать колоссальным ЧП. Майор испытал огромное облегчение, передав бразды правления отделом обратно в руки Солодова. Никакой карьерной зависти к последнему он не испытывал.