Давид Лагеркранц - Девушка, которая должна умереть

– И он что, в самом деле ни в чем таком не замешан? Разве он не авантюрист?

– Честно говоря, как мне кажется, с ним всё в порядке. Я проверял… Так что, вы все еще не знаете, откуда взялся этот бездомный?

– Анализ углерода-тринадцать позволяет предположить, что он вырос в большой нищете, в основном на растительной пище. Возможно, родители придерживались вегетарианской диеты.

Блумквист перевел взгляд в сторону ванной, куда удалилась Катрин.

– Разве это не странно? – спросил он в трубку.

– Что именно?

– Что мужчина, возникший вдруг из ниоткуда, обнаруживается мертвым, с адским коктейлем в крови.

– Возможно.

И тут Микаэля посетила одна идея.

– Знаете, – сказал он Фредрике Нюман, – у меня есть друг в отделе убийств, который работал с Фасте и держит его за полного идиота.

– Мудрый человек, по-видимому.

– Могу переговорить с ним, вдруг поможет… Если он не особенно занят, конечно.

– Да, хорошо бы.

– Приятно было пообщаться. На связи.

Микаэль дал отбой, радуясь, что есть повод позвонить Бублански. Они с комиссаром знали друг друга уже много лет и в последнее время стали настоящими друзьями, притом что их отношения не всегда были одинаково безоблачными. Рассудительность Бублански словно примиряла Микаэля с жизнью, заставляя признать хоть какой-то смысл в этом хаотичном потоке новостей, сенсаций и сумасбродства. В последний раз они виделись на похоронах Хольгера, где обсуждали выступление Лисбет в церкви и то, что она говорила о драконе. Договорились встретиться в скором времени, но, как это часто бывает, не сложилось. Микаэль взял мобильник, потом задумался, подошел к ванной и постучал в дверь.

– Всё в порядке?

Катрин с трудом нашла в себе силы ответить – просто поняла, что надо было что-то сказать. Потом поднялась с унитаза, ополоснула лицо водой, чтобы глаза не были такими красными, вышла и села на кровать. Ей было неприятно, когда Блумквист погладил ее по волосам.

– Как статья?

– Оставь, пожалуйста, – отмахнулась Катрин.

– Что с тобой?

– Этот бездомный…

– Бездомный?

– Он не идет у меня из головы.

– Понимаю.

– Но ты не понимаешь почему.

Блумквист рассеянно кивнул. Катрин помолчала еще, а потом стала рассказывать, глядя на свои руки:

– Когда мне было девять лет, родители вдруг сообщили, что на целый год освобождают меня от уроков. Руководству школы они сказали, что будут заниматься со мной дома. Подозреваю, учителя выдали им кучу разных материалов, которых я в глаза не видела. Мы полетели в Индию и на Гоа. Спали в гамаках или прямо на песке. Я бегала с другими детьми, училась вырезать из дерева разные украшения, играла в футбол и волейбол, а вечерами танцевала вокруг костра. Папа играл на гитаре, мама пела. Одно время мы держали кафе в Арамболе, и я готовила и подавала чечевичную похлебку на кокосовом молоке, который мы называли «супом Катрин». Но со временем все изменилось. Все чаще в кафе появлялись совершенно голые люди со следами уколов на руках. Некоторые из них сидели за столиками в полной отключке. Другие приставали ко мне, даже лапали…

– Ужасно.

– И вот однажды, проснувшись посреди ночи, я увидела, как горят в темноте глаза матери. Она всадила в себя шприц. Папа сидел в стороне и раскачивался из стороны в сторону, бормоча что-то сонным голосом. Я сразу поняла, что теперь-то у нас начались серьезные проблемы. «Папа болен… у папы галлюцинации…» Мы все время куда-то переезжали, словно пытались таким образом убежать и от его галлюцинаций. Помню, как по многу часов я толкала перед собой тележку со сломанными колесами, груженную разным тряпьем, которым мама пыталась торговать. Потом не стало и этого, и мы налегке сели в поезд, и дальше автостопом добрались до Бенареса и Катманду, где жили на Фрик-стрит – улице хиппи. Теперь у мамы с папой был другой бизнес. Они не только употребляли героин, но и торговали им. К нам постоянно ходили люди. Я помню их умоляющие взгляды – please, please … [17] Пожалуйста, пожалуйста… ( англ .). Некоторые приставали прямо на улице. У одних не хватало пальцев, у других – рук и ног… Желтая кожа висела клочьями, черные пятна на лицах…

– И этот бездомный напомнил тебе о них.

– Я как будто снова туда вернулась.

– Прости.

– Что делать? Я давно с этим живу.

– Не знаю, станет ли тебе легче, но этот человек с Мариаторгет не был наркоманом. Он даже не принимал таблеток.

– Тем не менее выглядел, как они. С таким же отчаянием в глазах.