Джоди Пиколт - Второй взгляд

Жизнь в Комтусуке потекла как обычно. Часы, которые несколько недель назад остановились, пробив полночь, вновь пошли как ни в чем не бывало. Качели на детской площадке перестали стонать, когда на них садились дети. Посеревшие бабочки обрели прежнюю яркость. Светящиеся жучки, усыпавшие ветки берез около городского управления, исчезли. Фотографии, которые прежде соскальзывали с бумаги, теперь оставались на своем месте, позволяя разглядывать себя сколько угодно. Даже самые осторожные мамаши стали выходить с детьми из дому, и малыши снова стали играть на дорожках.

Правда, местный гробовщик, все это время находивший превосходные пионы во рту усопших, по привычке продолжал разжимать их губы. Эйб Хаппинворт по-прежнему каждое утро подметал крыльцо своего магазина, хотя там не появлялось ни единого лепестка розы. Бизнесмены средних лет, которым еще совсем недавно снились по утрам чудесные сны, отключали будильник и с головой накрывались одеялом в тщетной надежде вновь погрузиться в мир причудливых фантазий. В большинстве своем жители города ощущали в груди какую-то странную пустоту, словно им не хватало чего-то, чему они не знали названия.

Шелби едва успела выскочить из офиса адвоката и добежать до ближайших кустов, как ее вырвало. Вытерев рот салфеткой, она опустилась на поребрик, проклиная себя на чем свет стоит. Составить завещание — это вполне естественный поступок для разумного человека, достигшего определенного возраста. В особенности для того, у кого есть сын.

Правда, Шелби знала, что Итан никогда не станет владельцем дома и имущества, которые она ему только что завещала.

…Роды начались у Шелби в разгар грозы. Томас отвез ее в больницу на старом автомобиле с откидным верхом, который постоянно заклинивало. В тот раз его не удалось поднять, и Шелби, раздираемая схватками, промокла насквозь. Когда ей дали новорожденного сына, липкого и бескостного, как древесная лягушка, Шелби не могла отвести от него глаз.

«Посмотри на него! — твердила она Томасу, прижимая ребенка к груди. — Ты видел когда-нибудь такое чудо?»

Итан и в самом деле был чудесным ребенком. Крупный и сильный, с темными волосиками, крепко сжатыми кулачками бойца и яркими бирюзовыми глазами. Стоило Шелби в первый раз выйти с коляской на улицу, восторгам не было конца. «Какой прекрасный малыш!» — говорили люди. О его патологии поначалу никто не догадывался.

Когда Итану было шесть недель от роду, он впервые получил сильный солнечный ожог. В то время Томас и Шелби жили в Нью-Гэмпшире. Они решили съездить на Плам-Айленд в октябре, когда пляжи пустовали. На бесконечной песчаной полосе, оглашаемой криками чаек, они целовались рядом с переноской, в которой лежал спящий Итан. Их волосы стали жесткими от соленого воздуха, горячие пальцы проникали друг другу под свитеры.

«Я чувствую себя школьницей», — прошептала Шелби, когда Томас расстегнул ей джинсы и рука его скользнула меж ее ног.

«Школьницы не таскают своих детей на свидания!» — рассмеялся Томас.

Увлеченные друг другом, они не заметили, как на коже ребенка появилась зловещая сыпь. Лишь когда сыпь превратилась в волдыри, они встревожились не на шутку. Вечером, тщетно пытаясь успокоить орущего Итана, которому не помогали холодные компрессы, Шелби осознала: это лишь начало.

Доктора так и не смогли установить, кто из родителей был носителем дефектного гена, ставшего причиной болезни. Впрочем, для Шелби это не имело ни малейшего значения. Она не сомневалась, что болезнь сына — это ее вина. Если она не смогла предотвратить болезнь, ей придется всю жизнь бороться с ее последствиями.

Никто не знал, как долго проживет Итан. Шелби множество раз спрашивала об этом у дерматолога и неизменно получала один и тот же ответ: это зависит от того, насколько серьезные повреждения кожи Итан получил в младенчестве, еще до постановки диагноза. Каждая минута, проведенная на солнце, сокращала его жизнь на несколько дней. Рак представлялся Шелби чем-то вроде медузы, которая внезапно появляется на поверхности воды. Всем известно, что в море полно медуз и что они опасны. Но пока вы их не видите, можно попытаться о них забыть.

Разве мать, потерявшая свое дитя, сможет продолжать жить?..

Шелби закрыла лицо ладонями. Ремешок сумочки соскользнул с ее плеча. Несмотря на завещание, лежавшее в сумочке, Шелби знала: Итану не придется перебирать фотографии, любовные письма и любимые чашки своей покойной матери. Это она будет аккуратно складывать детские джинсы и куртки, чтобы отправить их в какой-нибудь благотворительный фонд. Это она распахнет окно настежь, чтобы запах ее сына навсегда выветрился из его комнаты.