Андерс де ла Мотт - Конец лета

Кристер Монсон как раз вылил тесто в форму, когда заметил, что Белла торопится к двери. Когти зацарапали паркет, послышался нетерпеливый лай, и раздался звонок. Вечера понедельников они с Беллой проводили дома одни. Малин с подружками отправлялась на заседание книжного клуба, и вместо того чтобы ждать ее перед телевизором, Кристер пек печенье к кофе, чтобы жене было что взять с собой в учительскую на следующий день. Ему нравилось, что она возвращается с пустой банкой и рассказывает, как все нахваливали его выпечку. Кекс с ревенем был его любимым, Монсон пек его каждую третью неделю.

Белла продолжала лаять. Монсон повесил фартук на стул и вышел в прихожую. За матовым дверным стеклом маячила смутная фигура.

— Тихо, Белла, — сказал он, но крошка-терьер, как всегда, не послушался, поэтому Монсон просто отодвинул собачку ногой и открыл дверь.

— Здравствуйте! — На пороге стояла женщина лет тридцати с рыжеватыми волосами. В свете лампочки над крыльцом ему показалось, что это кто-то из коллег Малин. Белла все лаяла; Монсон хотел сказать, что Малин не будет еще несколько часов, но вдруг понял, что в женщине есть что-то знакомое. Она протянула ему розовый пакетик ресторанного сахара, и он тут же сообразил, кто это.

— Вы по-прежнему такой собираете? — спросила гостья.

Они уселись в кухне, за маленьким сосновым столиком. Белла привалилась к хозяйскому стулу, склонила голову набок, время от времени ворча, и Монсон, как обычно, сунул ей вкусный кусочек, хотя Малин не нравилось, что он кормит собаку возле стола. Горячий кекс таял на языке. И все же Монсон никак не мог сделать глоток.

Он твердил себе, что это здорово — повидаться с Верой Нильсон, после стольких-то лет, но порадоваться искренне у него не получалось, и потому он просто поздравил ее мысленно с тем, что у нее, кажется, все сложилось неплохо. Вот только что она делает здесь, у него дома? И почему именно сейчас?

Чтобы дать себе время на раздумье, Монсон начал рассказывать, как он и его семья вернулись сюда в 1984 году. Он сослался на то, что Малин предложили хорошую работу и что дети очень хотели домой; это, конечно, было правдой, но Монсон умолчал, что Юхана и Якуба травили в школе. Другие дети издевались над ними, говоря, что их отец — никудышный полицейский. Потом он перешел к событиям восемьдесят шестого: тогда у него нашли рак толстой кишки, он лечился и выздоровел. И решил вести другой образ жизни и сменить профессию.

— Так вы больше не полицейский? — спросила Вера, изучающе глядя на него. Монсон тут же узнал этот взгляд, хотя в последний раз видел его много лет назад.

— Нет. Я работаю в досуговом центре. Здесь, в Мьёльбю. Хорошая работа. Не бессмысленная.

Он потянулся за очередным куском кекса — лишь бы не смотреть ей в глаза. Белла энергично мела хвостом пол.

— В прошлом году я ушел на досрочную пенсию и вот — занимаюсь теперь домом. Дважды в неделю отвожу внуков в садик и хлопочу вокруг Малин, когда она возвращается с работы. Мы любим играть в гольф.

Он основательно откусил от кекса. Даже не успев проглотить, почувствовал, как протестует желудок.

— Ну а ты, Вера?

— Вероника, — поправила она. — Я сменила имя, когда уехала из дома.

Монсон слушал ее рассказ. Работа, учеба за границей, живет в Стокгольме, стала психотерапевтом. Слушал внимательно, кивал и поддакивал в правильных местах. Но ему все время мешало ее поразительное сходство с матерью.

Кекс уже остыл, а Белла убежала к себе в корзинку, когда они заговорили о Билли. Монсон успел собраться с мыслями. Заготовил стандартные ответы типа тех, которые выдавал особо настойчивым журналистам: полиция считает дело Билли раскрытым, и хотя он, Монсон, конечно, разочарован, что до суда над преступником так и не дошло, но тем не менее давным-давно оставил все в прошлом.

Он говорил гостье все это и еще кое-что, стараясь, чтобы слова звучали искренне и убедительно. И одновременно наблюдал за выражением ее лица. Искал на нем признаки злости или желания обвинить его. К своему облегчению, ничего подобного он не увидел. Вероника лишь слегка улыбалась и несколько раз сочувственно кивнула, так что Монсон решил, что опасность миновала. С облегчением констатировал, что зря тревожился, что она явилась сюда не за тем, чтобы призвать его к ответу.

И тут Вероника задала вопрос, который застал его врасплох.

— Как по-вашему, Томми Роот действительно убил моего брата? — тихо спросила она. Только и всего, но Монсон за долю секунды совершил путешествие во времени. Назад в Сконе, в Рефтинге, в то проклятое лето.