Андерс де ла Мотт - Конец лета

— А как Роот объяснил наручники и кровать?

До чего же деловито это у нее прозвучало! Монсон, кажется, тоже удивился — вскинул подбородок.

— Сначала он ничего не говорил, а потом, когда ему дали адвоката, стал утверждать, что встречался там с женщинами. Замужними женщинами, чьи имена он не хотел раскрывать. Да, такие слухи о нем ходили, но весь его рассказ звучал как сочинение, состряпать которое ему помог адвокат. — Монсон отпил еще кофе.

— Но кем бы ни оказался неизвестный сообщник или сообщница, он или она должны были увести Билли из насосной, когда стало ясно, что Роота арестовали. А через неделю, когда его выпустили, он забрал Билли и удрал на юг, — подытожила Вероника.

— Более чем возможно, — кивнул Монсон.

— Ну а потом? Что произошло потом? И зачем Рооту понадобилось увозить Билли?

— Вот над этим стоит поразмыслить.

Монсон и жизнерадостная собачка проводили ее до двери. Поколебавшись, Вероника обняла Монсона на прощание. От него пахло кексом и Old Spice . Монсон обнял ее в ответ, пообещал еще подумать над делом и сказал, что Вероника может звонить ему, когда захочет. Сказал так, как будто действительно хотел, чтобы она звонила.

Город — это место для тех, чей настоящий дом где-то еще, но они пока не знают, где именно. Вероника вычитала это в какой-то книжке или, может, услышала по телевизору. В этом утверждении что-то есть. Сама она жила в Париже, Лондоне, Берлине и вот теперь — в Стокгольме. И ни в одном из этих городов она не чувствовала себя по-настоящему дома.

В последние часы, сидя за рулем машины, она много думала о Кристере Монсоне. О том, с какой любовью он говорил о своей жене, о детях и внуках, чьи фото висели на стенах прихожей и гостиной. Монсон был женат на Малин, наверное, лет тридцать пять, не меньше, но все еще с нетерпением ждал, когда она придет домой. Веронике этого не хватало — ей некого было так ждать. У нее вообще никого не было.

Вероника открыла входную дверь, осторожно прислушалась к темным глубинам квартиры. Там было тихо и неподвижно. Вероника зажгла весь свет и не успокоилась, пока не заглянула в кладовку и под кровать. Квартира выглядела такой, какой Вероника ее оставила, ничто не указывало на то, что здесь кто-то побывал. Вероника открыла окно, чтобы проветрить комнаты, выглянула наружу и посмотрела в конец улицы. Курильщика не было. А вот ночные бабочки вернулись. Кружились вокруг своего электрического солнца, повторяя все ту же ошибку.

Телефон подмигнул ей с кухонного стола. Четыре подмигивания, по числу сообщений. Сначала те два, когда звонивший дышал и бросал трубку. Третье сообщение тоже началось с молчания, но когда она уже хотела перейти к следующему, послышался голос.

— Это снова Ларс, из группы. — Ларс несвязно бормотал — видимо, был пьян. — Вы не перезвонили. Черт… — Он запнулся, что-то неразборчиво забубнил, и сообщение кончилось. Вероника так и не поняла, откуда у него ее номер. Надо завтра обсудить это с Руудом.

Четвертое послание оставил Маттиас:

— Привет, это я. Хотел проверить, что ты нормально добралась. Ну и… — Вероника почувствовала, как он заерзал. — Рад был видеть тебя, Вера. Нам бы надо видеться почаще. — Еще пауза. — Да нет, это все. Береги себя, — торопливо закончил он. Судя по голосу, Маттиас был недоволен собой, словно хотел сказать что-то другое, более существенное.

Вероника выключила автоответчик. Посмотрела на лампочку — та горела теперь ровным красным светом. Больше ей никто не звонил.

Она нажала на кнопку сохраненных сообщений. Последняя весточка от Леона была здесь, и на этот раз Вероника прослушала ее с самого начала.

«Это конец, Вероника. Как ты не понимаешь? Я не хочу больше писем. Не хочу сообщений или разговоров посреди ночи. И прекрати ждать меня у подъезда. Это уже болезнь. — Он вздохнул. — Хватит, Вероника. Прошу тебя. Хватит».

— Кристер, ты спишь?

Голос Малин застал Монсона врасплох. Уже полчаса он молча лежал в темноте; между тем радиочасы оставили полночь позади. Дыхание жены стало глубже, и Монсон отпустил мысли на свободу.

— Прости, я просто лежал, думал кое о чем. Я тебя разбудил?

— Нет.

Он знал, что это неправда, что жена солгала, чтобы он не чувствовал себя виноватым. Ей завтра утром рано вставать. Монсон почувствовал, как она повернулась к нему, и вытянул руку, чтобы она положила голову ему на плечо.

— Это из-за Веры Нильсон? — спросила Малин.

— Вероника, — пробормотал он.