Андерс де ла Мотт - Конец лета

В лисьей норке на кровать даже Лис улегся спать . [12] Пер. Л. Брауде.

Когда песенка кончилась, мама мягко поцеловала ее в щеку. Кровать скрипнула, пол тихо отозвался на легкие шаги. Дуновение воздуха — и она исчезла.

Если лечь спать в своей детской спальне, то кровать покажется меньше, чем помнилось, а стены и потолок словно бы к тебе приблизятся. Зато запахи, прикосновение шероховатой простыни к коже, звуки, рождающие эхо в комнате, со временем не меняются. Здесь все такое привычное, такое безопасное. И — рождающее тревогу.

Может быть, именно поэтому она и не хотела приезжать сюда. Невыносимо чувствовать, что она здесь больше не дома, что она никогда больше не будет здесь дома.

Веронику разбудил телефонный звонок. Она услышала отцовские шаги на первом этаже, потом тихое «алло».

Лишь через несколько секунд она сообразила, где находится. Проигрыватель выключился, лапка с иглой легла в держатель. Вероника быстро взбила подушку, разгладила одеяло и покрывало.

— Вера! — крикнул снизу отец. — Ты там?

Стыд от того, что ее разоблачат, от того, что она сделала нечто запретное, обжег ее. Вероника бросила последний взгляд на комнату, удостоверилась, что все выглядит, как до ее прихода, и как можно тише закрыла за собой дверь.

— Иду! — крикнула она чуть громче, чем требовалось, и повернула ключ в замке.

Вероника спустилась на две ступеньки и как раз хотела сунуть ключ в карман, когда столкнулась с отцом. Они застыли друг напротив друга — на таком маленьком расстоянии, что оба ощутили неловкость.

— Все нормально? — спросил отец. — Ты какая-то встрепанная.

Вероника зажала ключ в кулаке, а руку постаралась держать за спиной.

— Да вот прилегла на часок. Это меня?

Вероника кивнула на прихожую: ей хотелось улизнуть. Но отец не двигался с места и смотрел на нее так, словно пытался понять, врет она или нет.

— Телефон, — сказала Вероника. — Это меня?

— Кто-то с работы. — Отец слегка посторонился.

Вероника заспешила вниз по лестнице, чувствуя спиной отцовский взгляд. Отец пошел на второй этаж; Веронике показалось, что она слышит, как повернулась ручка на двери Билли. Она шмыгнула в кабинет, выдвинула ящик стола и вернула ключ на место, после чего взяла телефонную трубку, лежавшую на стопке бумаг. Это оказался Рууд.

— Нелегко до тебя дозвониться. Ты про мобильные телефоны слышала?

— Угу. — Вероника пыталась сообразить, откуда у него этот номер. Может, она написала его в какой-нибудь анкете, когда еще только начинала работать в Центре? Например, в графе «Ближайшие родственники». Наверное, так и было.

— Что ты делаешь в Сконе? — спросил Рууд.

— Ничего особенного. Так, небольшая вылазка. — Вероника выругала себя за то, что ее взболтанные, как яичница, мозги не придумали что-нибудь получше, но Рууд, кажется, удовлетворился этим объяснением.

— У меня хорошие новости, — начал он; звук стал такой, словно он поднес трубку ближе ко рту. — Бенгт составил отчет. Его вердикт — ты можешь продолжать работать. А я сумел убедить в этом отдел кадров. Приезжай, и я расскажу больше. Вернешься в Стокгольм завтра к полудню?

— Конечно. Не проблема. — Вероника положила трубку, понимая, что ей следовало бы радоваться. Она сохранила работу, получила возможность снова увидеть Исака и одновременно удовлетворила ту часть своего внутреннего «я», которая требовала побольше горя. Горя других людей, а не того, которым был полон Баккагорден. Однако радость не приходила.

Перед ее отъездом папа приготовил ранний ужин. Они ели на кухне омлет, и Вероника чувствовала, что что-то между ними изменилось, но никак не могла понять, что именно. Ей непременно следует с этим разобраться, прежде чем уезжать отсюда.

— Я вчера была на маминой могиле, — начала она. — Очень красиво. Розы…

— М-м. — Отец кивнул, не переставая жевать.

Что еще сказать? Да что угодно, лишь бы смягчить его.

— Сколько времени вы бы сейчас были женаты? — Эти слова вырвались у нее сами собой, но, кажется, подействовали. Отец поднял глаза.

— Тринадцатое января. Тридцать шесть лет.

— Ну да… — Вероника прикусила губу: она не звонила ему в последнюю годовщину родительской свадьбы и теперь придумывала оправдание. Но внезапно на лице отца появилась улыбка.

— Накануне ночью шел снег и дул сильный ветер. Мы даже сомневались, что нам удастся вообще добраться до церкви. Дорожные машины не справлялись. Но твой дед, мамин отец, нагнал сюда трактора всех соседей. — Он покачал головой.