Андерс де ла Мотт - Конец лета

— Сплетни. Вранье и наговоры людей, которые завидовали отцу. Надо же, какую ерунду болтают!

Трубка погасла. Дядя Харальд выколотил ее о каблук резинового сапога. Растоптал пепел.

— Ты редко бываешь дома, Вера, так что я и не ожидаю, что ты поймешь. Но вот если поступать, как в Америке… Постоянно смотреть вперед. Не застревать в прошлом. Те, кто этого не понимает…

— Ты имеешь в виду тех, кто не поддерживает твоих планов превратить поселок в мегапарк ветряных электростанций?

Дядя Харальд издал нечто среднее между презрительным фырканьем и смехом.

— Иногда ты настолько похожа на мать, что жуть берет. Так же задаешься, так же думаешь, что знаешь все лучше других. Всегда права. — Дядя Харальд покачал головой и сунул трубку в нагрудный карман. — Будущее всегда наступает, Вера. Хочет человек того или нет. А вот прошлое никогда не приходит вновь.

Он отвернулся, намереваясь вернуться к машине.

— А что если Томми Роот не убивал Билли? — выпалила Вероника. — Что если все было по-другому и Билли до сих пор жив?

Дядя Харальд остановился. Вероника ждала, что он разволнуется. Спросит, что это такое она несет. Но он только фыркнул.

— Ну да, я слышал, что у тебя имеется собственная теория. Что ты всем показываешь какие-то картинки.

Он шагнул к Веронике, склонил голову набок и подпустил в голос мягкости, от которой злиться на него сразу стало труднее.

— Вера, Билли не вернется. Томми Роот убил его и избежал наказания. И он же отнял жизнь у твоей матери, моей младшей сестры. В отличие от твоего отца, я не из тех, кто сажает розы. Я думал, в этом мы с тобой похожи.

Что-то в тоне дяди тронуло ее. Нотка разочарования? Вероника не знала, что с ней делать.

— Твой брат лежит где-то в лесу, — продолжал дядя Харальд. — Совсем один, в безымянной могиле, а не на кладбище рядом со своей мамой. И отправил его туда Томми Роот. Надеюсь, за это он сгорит в аду.

Он подошел ближе, положил руку ей на плечо. Первым побуждением Вероники было отодвинуться, но жест дяди казался искренним, как и печаль в его глазах.

— Однако все это принадлежит прошлому. А мы должны смотреть в будущее. Ты, твой отец, я — вся округа. Понимаешь, Вера, что я имею в виду?

Когда Вероника вернулась, дом снова оказался заперт, но папа, как всегда, оставил запасной ключ. Тележный сарай, куда он ставил машину, зиял пустотой — видимо, отец уехал в поселок за покупками. Вероника вошла в кабинет, позвонила на свой автоответчик — не оставил ли Рууд сообщения.

Новых сообщений оказалось целых три. Два первых — слабое дыхание, а потом скрежет: звонивший положил трубку. Какой-то миг Вероника надеялась, что это Леон; глупейшая мысль! Зачем Леон будет звонить ей, если он изо всех сил добивался официального запрета на контакт?

Она включила третье сообщение, ожидая, что в трубке снова раздастся скрежет. Но с удивлением услышала:

— Это Ларс. Из группы. Я хотел бы поскорее поговорить с вами. Позвоните мне. — Грубый голос протарахтел несколько цифр и со щелчком провалился в небытие, не попрощавшись и не объяснив, в чем дело.

Ларс — это тот мужчина с бородой, которому Рууд запретил приходить на терапию. Чего он от нее хочет и как раздобыл ее номер? Вероника еще раз прослушала сообщение, но ясности это не прибавило. Одновременно она перебирала бумаги, лежавшие на письменном столе. Договор о согласии на застройку был на том же месте, все еще не подписанный.

Вероника выдвинула верхний ящик. В небольшом отделении для ручек, скрепок и ластиков обнаружился старинный дверной ключ. Она покачала его на ладони, думая, что сказал бы Маттиас насчет запертых дверей верхнего этажа. Выглянула в окно — нет ли на площадке отцовской машины — и решилась.

Комната Билли, которая когда-то давно была ее комнатой, располагалась справа от лестницы. Ключ повернулся легко; Вероника шмыгнула внутрь и закрыла за собой дверь. В комнате пахло ковровым покрытием и «Аяксом». Роликовая штора наполовину опущена, и комната покоится в полутьме.

Над кроватью висела большая фотография Билли. Та же, сделанная в ателье, что хранилась дома у Вероники. Ее же Вероника видела в газетной статье, хотя и значительно увеличенную. Билли смеялся в камеру, демонстрируя молочные зубки и ямочки на мягких щеках. Голубые глаза блестели. Веронике пришлось сильно сглотнуть, чтобы не дать холоду распространиться в груди.

Рядом с фотографией висел рисунок Билли, пытавшегося, по всей видимости, изобразить на нем кролика. На кровати, привалившись к бело-голубым обоям, сидели ровным рядком мягкие игрушки.