Брэд Мельтцер - Трюкач

– Я заметил, что назначили нового штатного художника, – добавил Зиг. – Нелегкая у тебя была работенка.

Нола промолчала.

– Но после того, что ты сделала… Я удивлен, что тебя всего лишь уволили на общих основаниях.

– С почетом, – поправила Нола.

Зиг согласно кивнул.

– Тебе разрешили через полгода пройти переаттестацию. Я уверен, что характеристику поменяют. Из кожи вылезут, но обеспечат тебе почетное увольнение.

Нола смотрела прямо перед собой. Из-за тени от козырька казалось, что у нее завязаны глаза.

– Нола, к твоему сведению, я рассказал им, какую помощь ты…

– Зачем вы приехали, мистер Зигаровски? Чтобы услышать мое «спасибо»? Вы ради этого решили тащиться в такую даль?

Зиг даже не обернулся, он был заранее готов к подобному вопросу.

Постучав пальцами по рулю, он сделал глубокий вдох. Мягким голосом, мягче, чем когда-либо ей приходилось слышать, Зиг сказал:

– Пушкарь говорил мне, что ты быстро поправляешься, но я… я хотел увидеть своими глазами. Убедиться, что у тебя все в порядке, посмотреть, чем ты будешь заниматься.

– И все?

– И все.

Машина подскочила на небольшой выбоине, отчего солнечный луч ударил в глаза Нолы, а ногу пронзила боль.

Она посмотрела на своего спутника. Оранжевый свет выделял каждую морщинку на его лице. Складки между бровями, множество морщин, оставленных тревогами.

– Рисовать буду, – отрывисто сказала она.

– Что-что?

– Меня уволили… Вы спросили, чем я теперь буду заниматься. Рисовать. Писать картины.

– Для галерей?

Нола наградила его взглядом, каким двадцатилетние девушки награждают пятидесятилетних мужчин. Ты совсем лох?

– Армия взяла меня в штат художницей не на пустом месте. Мне нравится изучать мир. Возьму с собой пастельные краски, отправлюсь в путешествие, может, попадется что интересное.

– Будешь искать приключений?

Нола бросила на Зига еще один взгляд, закатила глаза. Она порылась в бардачке, нашла блокнот и старую дешевую ручку. Примостив блокнот на здоровой ноге, принялась делать набросок.

– Для начала собираюсь съездить в Новый Орлеан. Никогда там не была.

– Тебе понравится, – одобрил Зиг, наблюдая, как ручка ходит по бумаге.

– А вы, мистер Зигаровски? Остаетесь в Довере?

Он кивнул.

– Мое место – здесь. К тому же павшие солдаты… я люблю свою работу. Она позволяет мне помогать другим.

Впереди дорога уходила направо, пролегая вдоль самого длинного поля пшеницы и ячменя, какое им приходилось видеть. С окончанием зимы все поле засеют соевыми бобами. Та же почва, однако вырастет только то, что посадят.

– Нола, все твои работы, все холсты, которые я видел у тебя в мастерской, посвящены самоубийцам – почему?

– А почему вы столько времени проводите в компании мертвецов, мистер Зигаровски?

– Я уже объяснил. Я люблю помогать людям. Но самоубийства?

Нола была занята рисунком, усиливая его края. Похоже на змею. Или озеро. Что-то продолговатое.

– Не знаю. Смерть бывает разная. Меня почему-то привлекают самоубийцы.

– Не просто привлекают. Они на каждой твоей картине.

– На что вы намекаете, мистер Зигаровски?

– Мне интересно, не думала ли ты сама… – Зиг вспомнил мотель, шрамы на запястье Нолы, – покончить с собой?

Нола не ответила. Она замерла, рука перестала двигаться по бумаге. Взгляд не отрывался от рисунка.

– Думала, только это было давно.

Целую милю дорога забирала вправо, пересекла узкую улицу под названием Строуберри-лейн с единственной постройкой – решетчатой опорой ЛЭП.

– Нола, во время военной службы тебе не приходилось встречать доктора Роберта Сэдофа? – наконец спросил Зиг.

Нола заподозрила новый тур поучений.

– Сэдоф работал в моей области, много занимался вопросами смерти, – пояснил Зиг. – Несколько лет назад я слушал его выступление на конференции. Его называют отцом современной судебной психиатрии. Когда в армии или где еще случалось убийство, доктора Сэдофа привлекали как эксперта. Он анализировал человеческий разум методами криминалистики и медицины и сообщал суду, насколько психика обвиняемого допускает совершение преступления.

– То есть говорил: этот – псих, а этот нет?

– Такая у него была работа. Но главная загвоздка в том, что доктор Сэдоф был ученым. Он делал выводы на основе медицинских показаний. В своей речи он также назвал себя глубоко верующим человеком, заявил, что любит бога, читает молитвы. Его кто-то спросил о причинах. Доктор Сэдоф рассказал, что однажды, когда ему было пять лет и он жил в Миннеаполисе, по срочному вызову неслась пожарная машина. Водитель не вписался в поворот, и машину понесло прямо на аптеку, принадлежавшую его отцу. Машина врезалась прямо в стойку, за которой отец Сэдофа обычно отпускал лекарства по рецептам. Но в тот день отец мальчика ушел с работы на несколько часов, чтобы помолиться о недавно усопшем родственнике. Доктор Сэдоф, хоть и был ученым, до конца жизни ссылался на этот эпизод как на абсолютное доказательство наличия у вселенной божественного замысла.