Бернар Миньер - Сестры [litres]

Запах бензина …

Мартену захотелось прыгнуть вперед и наброситься на фаната, но он не шелохнулся: нож, приставленный к шее мальчика, чуть вдавился в кожу. Нож для разрезания бумаги, конечно, не такой острый, как обычный нож, но хорошего удара достаточно, чтобы проткнуть сонную артерию… К тому же другой рукой Мандель крепко прижимал малыша к себе.

– Чего вы хотите, Мандель? – тихо спросил Мартен.

Все это время Ланг стоял перед ним как вкопанный.

Мандель смотрел только на него, а не на сыщика, стоявшего позади.

– Добрый вечер, Эрик, – сказал он.

Ланг не ответил. Не пошевелился. Да и дышал ли он?

– Я рад вас видеть… – На лице фаната появилась едкая улыбка. – Думаю, вы рады гораздо меньше моего…

Писатель по-прежнему не реагировал.

– Вы пытались свалить на меня вину за ваши преступления, Эрик. На меня, на вашего самого преданного поклонника …

В голосе Манделя слышались упрек и гнев, и на этот раз Ланг отреагировал:

– Нет! Я знал, что вас признают невиновным еще на стадии предварительного заключения!

– И тем не менее вы отказались бежать, – продолжал великий фанат, не обращая на писателя никакого внимания, и голос его звучал спокойно и уверенно. – Вы испугались и предпочли спрятаться в тюрьме… Вы меня ужасно разочаровали.

– Послушайте…

– Я вас боготворил… Всю жизнь вы служили мне примером. Моделью. Я мечтал стать таким, как вы, мечтал стать вами . Понимаете, я любил вас, Эрик, я на все пошел бы ради вас. Понимаете ли вы, о какой любви я говорю? О преданности фаната… Да вы хоть знаете, что это такое?

Нет, по всей видимости, Ланг не знал.

– Я ждал выхода каждой новой книги, следил за всеми событиями вашей жизни; я стал специалистом по вашему творчеству, его знатоком, экспертом. Я коллекционировал статьи, автографы, фотографии… Вы были моим героем. По существу, я знал о вас все, Эрик. Я так долго следую за вами, наблюдаю вас, дожидаюсь и подстерегаю… так долго, что каждое утро сначала задаю себе вопрос: «А что там сегодня говорят об Эрике Ланге? Будет ли что-нибудь в газетах? По радио?» Завтракая, первым делом захожу на ваши странички в Фейсбуке, в Твиттере, в Инстаграме, чтобы узнать, есть ли что-нибудь новое. Если ничего нет, я оставляю комментарий, ставлю лайки на чужих отзывах или пишу свой. Господи, насколько же социальные сети изменили мою жизнь! Раньше приходилось довольствоваться только статьями в газетах, но они были такие скучные… Я посвятил вам свою жизнь, Эрик. Все так, все так и есть…

Мандель поднял голову и расхохотался, и его смех громко раскатился по всему помещению, отразившись от высоких потолочных балок. Потом снова перевел взгляд на писателя.

– ВЫ – ЖАЛКОЕ НИЧТОЖЕСТВО, ЛАНГ… Ума не приложу, как такое презренное существо, как вы, могло написать такие чудесные книги…

По лицу Манделя ручьем потекли слезы. Он весь дрожал. Сервас не сводил взгляда с его руки, в которой был зажат нож для разрезания бумаги, и опустил пониже ствол пистолета, чтобы случайно не попасть в Гюстава.

– НО Я СДЕЛАЮ ИЗ ВАС ЛЕГЕНДУ, ЭРИК…

Голос снова зазвучал громче:

– О ВАС БУДУТ ГОВОРИТЬ ЧЕРЕЗ СТО ЛЕТ…

Он все больше распалялся, глаза его были полны слез. С ужасом глядя на лезвие ножа возле горла Гюстава, Сервас сглотнул.

– Мандель… – попытался он привлечь внимание фаната.

Но тот его не слушал.

– ЛЕГЕНДУ, – повторил он, положив руку на белокурую головку Гюстава.

Мартен почувствовал, как внутри у него растекается страх.

– А вы знаете, за что Марк Дэвид Чепмен до такой степени обиделся на Джона Леннона, что убил его? Так вот, за то, что воображаемый Леннон попросил сотни миллионов своих поклонников представить себе мир без собственности… А сам щеголял своими миллионами, роскошными яхтами, инвестициями в недвижимость и шикарными апартаментами в «Дакота билдинг». Чепмен посчитал Леннона лицемером и предателем. А в Нагорной проповеди лицемерие объявлено худшим из грехов…

Сервас вздрогнул, услышав голос Ланга:

– Ерунда… Чепмен просто хотел прославиться и, в случае неудачи с Ленноном, убил бы Джонни Карсона или Элизабет Тейлор. Вы хотите прославиться, Мандель? Все дело в этом?

«Заткнись, – думал Сервас, стоя позади него. – Ну, хоть раз в жизни закрой свой гребаный рот, писатель…»

– ВЫ НИЧЕГО НЕ ПОНЯЛИ. ВЫ ИДИОТ.

– Ну, так объясните мне, – сказал Ланг.

Теперь Мандель говорил о писателе без малейшей симпатии в голосе.