Эрин Келли - Каменная пациентка [litres]

Мамины руки расслабляются в моих, и выражение ее лица снова меняется; теперь она старается подавить хихиканье. Разве это похоже на старание вести со мной откровенный разговор спустя столько лет?

– Малыш Клей! – восклицает она. Это странный способ описать пятнадцать стоунов [29] Примерно 95 кг. крепких мышц, однако полагаю, когда-то он был для нее ребенком.

– Он меня понимает, мам. Позволь мне дать ему шанс.

Ее сверкающие глаза говорят мне, что я прошу многого, и вероятно, слишком многого, и я на грани того, чтобы сказать – не волнуйся, я оставлю эту идею, я откажусь от него, когда мама расцветает в улыбке, которую я слишком хорошо знаю и только теперь вижу, какие усилия для нее требуются.

– Кто я такая, чтобы стоять у вас на пути?

– Спасибо, – произношу я. – Твое благословение многое значит. Теперь я просто обязана получить его у папы. – Она кусает губы, но это не останавливает их дрожь. Две алмазные слезинки скатываются по ее щекам. – Не волнуйся, я постараюсь обойтись с ним помягче.

Очередной стук в дверь. На этот раз – физиотерапия. Часы упражнений, во время которых мама кричит от боли. Она вернется плачущей от изнеможения и от того, что теперь у нее нет ноги. Самое меньшее, что я могу сделать, – это просто быть здесь, рядом с ней. Медсестра стягивает с нее одеяло и передает мне. Я наклоняюсь поцеловать маму, закрывая глаза, чтобы не видеть металлических прутьев.

Когда ее увозят, я складываю одеяло и вешаю на спинку дивана. Я позвоню Клею через минуту и скажу ему, что он может сообщить Бреймам, что мы встречаемся. Они желают видеть мини-Марианну в своей жизни не больше, чем мои родители желают видеть его. Оно того стоит? Я понятия не имею.

Что-то бросается мне в глаза – белые крапинки на бутылочно-зеленой обивке дивана. Крошечные скатанные шарики из бумажного платка, на этот раз твердые, словно кусочки гальки, провалившиеся между подушками. Я переношусь обратно в комнату для родственников, в тот день, когда Хелен Гринлоу приходила ко мне – еще теплое сиденье, россыпь скатанной бумаги…

Мама была там до меня.

Конечно же, Хелен не проделала бы такой путь просто для того, чтобы успокоить мой разум, но она сделала бы это, если ей было о чем откровенно поговорить с мамой. Они обе шли на огромный риск, общаясь друг с другом. Хелен убила Джесса нарочно, и мама знает, зачем. И по какой же причине они скрывают свою встречу?

Я – вот причина.

«Хелен пообещала».

Обе эти женщины рисковали своей свободой, чтобы держать меня в неведении.

Они сделали это ради меня.

Так что выбор за мной.

Я могу расстроить маму, выискивая правду, которая способна уничтожить нас обеих, или я могу повзрослеть и признать, что мы сильнее, когда пространство между нами достаточно большое, чтобы хранить секреты. Секреты – это способ выжить.

Я скрещиваю ноги и смотрю в окно на освещенные прожекторами деревья. Три больших луча серебрят качающиеся ветви. Папа вперевалочку спешит обратно через лужайку, его тройная тень торопится за ним. Это самое близкое к бегу из всего, что я когда-либо у него наблюдала. Я выключаю свет, чтобы лучше видеть. Он на мгновение исчезает из виду, чтобы появиться вновь на крытой дорожке, соединяющей жилой корпус с блоком физиотерапии, и там ждет, пока мама на него не наедет. Папа наклоняется к ней, целует в щеку, а затем берется за ручки кресла-каталки. Он прервал свою прогулку, чтобы провезти ее двадцать ярдов до места назначения. Он целует мамину голову и задерживается в таком положении, вдыхая запах ее волос, а она вскидывает руку назад и обхватывает его неловким объятием за спиной, которое не может продолжать дольше нескольких секунд. Мама не видит, что его лицо искажено от усилий не заплакать. Они оба собираются притворяться, что все в порядке, и именно так они – мы – выживем.

И тогда я понимаю, что никогда не доверю полностью ни одному мужчине то, что думаю и знаю. Ни папе, ни – безусловно! – Клею, Боже упаси.

Я говорила уже, что мой мозг – как лабиринт. Мысли проносятся через него, как кричащие пациенты, и я понимаю, что те двери мешают мне думать о худшем не просто так. Они там, чтобы сохранять мою безопасность. Я могу выбрать знание, а могу выбрать процветание. Запри их на замок. Выбрось ключ.

Мама просто делала то, что она делала всегда: пыталась оградить меня от опасности. Я знаю, что все так думают о своих матерях, но у меня действительно самая лучшая мать в мире.