Это всего лишь догадки с моей стороны, конечно. Папа этого не скажет, и вопреки тому, что я умоляла его открыться мне – я благодарна сейчас за то, как мужчины подавляют свои эмоции. Мои и мамины – это все, с чем мне нужно сейчас справиться.
Дверь открывается почти мгновенно. Это Грин.
– Вообще-то, – говорит она, – не могли бы вы войти?
Я готова Богом поклясться, что мама сделала косметическую подтяжку лица или нечто подобное за прошедшую минуту. Понятно, что она все еще не выглядит счастливой в прямом смысле, но это страдальческое выражение, которое она носила с тех пор, как пришла в себя, с тех пор, как узнала о случившемся с Джессом, – оно исчезло.
– Вы действительно можете так сделать? – спрашивает она Костелло, как ребенок родную мать.
– В двух словах, мы не будем выдвигать обвинение против кого-либо в смерти Джесса Брейма. У нас недостаточно доказательств, чтобы предъявить обвинение Хелен Гринлоу в чем-то более серьезном, чем причинение смерти из-за неосторожного вождения, в котором она уже признала себя виновной, и это не предусматривает тюремного заключения. С вами больше не будет никаких волнующих бесед, Хонор. Вас это теперь никак не касается, все кончено.
Вот почему мама так рада. В моей памяти всплывают слова Хелен: «Для обвинения в шантаже мне пришлось бы лично выдвинуть обвинение…» Когда отключили аппараты жизнеобеспечения Джесса, он забрал их тайну с собой.
Я изучаю маму, пока она смотрит на Костелло: на самом деле она не чувствует облегчения, она опустошена.
– Вы разговаривали с его семьей? – спрашиваю я, и папа вздрагивает, но мне нужно знать.
– Я лично ездила в Настед вчера и сообщила Мэдисон Брейм, что Королевская прокурорская служба никогда не доведет это дело до суда. В их семье все еще есть некоторое сопротивление. Дайте нам знать, если они вас побеспокоят.
Телефон – ниточка нашей связи с Клеем – ощущается горячим в моем кармане.
Полиция покидает комнату, и кажется – забирает с собой весь воздух. Мы не знаем, что друг другу сказать: как будто сам Джесс присутствует здесь, забравшись с ногами на кофейный столик. Папу тоже явно это смущает.
Во время обеда слышно лишь постукивание тарелок или чье-либо случайное чавканье. Мы смотрим в окно, словно это телевизор, а серые белки, прыгающие с ветки на ветку, – играют в каком-то захватывающем сериале.
– Никто не возражает, если я разомну ноги? – спрашивает папа. – Осталось еще где-то полчаса светового дня. А то я уже начинаю себя чувствовать немного молью. – Его рука ложится на дверную ручку прежде, чем он заканчивает говорить.
– Сходи пройдись. У меня есть мама.
Мы сидим перед окном и смотрим, как папа проходит мимо уродливой лиственницы и дуба. Полная прогулка вокруг территории занимает около двадцати минут в быстром темпе, и папа еле волочит ноги. Я склоняю голову на мамино плечо. Благодарность за то, что она по-прежнему у меня есть, затуманивает мои глаза.
– Ты собираешься встретиться с Хелен Гринлоу теперь, когда все закончилось? – Я чувствую, как напрягается ее тело, и отклоняюсь на случай, если вдруг надавила на нерв или что-то подобное. – В смысле, я понимаю, что ты не могла раньше, когда она находилась под следствием и все такое, но сейчас-то ты можешь, не так ли? Ты хочешь с ней поговорить?
Ее ответ звучит чем-то вроде бульканья, однако я знаю, каково это – быть настолько выгоревшей, что связать даже пару слов выше ваших сил, и не давлю на нее.
– У нас давненько не было неловких разговоров. – Я ерзаю на своем месте. – Мне нужно потолковать с тобой о Клее Брейме.
Мои слова будто распускают шов, который поддерживает ее лицо. Ее зрачки расширяются, и она подается вперед:
– Что ты знаешь о нем?
Не в моем состоянии судить о чрезмерности чьих-то реакций, но это не то, чего я ожидала.
– Знаю достаточно, – отвечаю я просто. Когда мама роняет голову в ладони, ее волосы падают вперед. Пятна серой кожи вокруг ее ушей, кажется, удвоились с прошлого вечера. Она бормочет что-то невнятное, похожее на: «Хелен пообещала». Что-то важное происходит в этот момент, однако выскочившие слова не имеют смысла.
– При чем тут Хелен? – спрашиваю я. – Ее там не было.
Мама поднимает глаза из-под взъерошенных волос. Я вижу только один глаз, но он пронизывает меня насквозь.
– Не было где?
Я пытаюсь скрыть раздражение:
– На похоронах бабушки. – Я беру мамины ладони с отросшими ногтями в свои, стараясь не смотреть на очертания прутьев под одеялом. – Где еще я могла с ним встретиться? Он хороший парень, мам. Знаю, у нас некоторая разница в возрасте, и ты, вероятно, не хотела бы, чтобы напоминание о Джессе болталось поблизости, и, я имею в виду – в любом случае это только начало знакомства, но у меня действительно хорошие предчувствия насчет него.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу