Луиза Кэндлиш - Наш дом [litres]

Я его убила!

Какое-то время они сидят в молчании.

– Мерль?

– Да?

Фия чувствует, как эмоции вот-вот вырвутся наружу, и сглатывает.

– Я хочу, чтобы ты знала: если за мной придут, я ничего про тебя не скажу. Тебя здесь не было. Я пришла к тебе и попросила отвезти меня к Тине, вот и все. Ты понятия ни о чем не имела.

Мерль качает головой.

– До этого дело не дойдет.

– И все-таки если дойдет, ты присмотришь за Лео с Гарри? Понятно, что их возьмут к себе мои родители, лучших опекунов и желать нельзя… Но ты присмотришь, чтобы дети дружили? Им понадобится еще одна семья, в которой они могли бы чувствовать себя комфортно, как раньше. Не прямо сейчас, конечно: у тебя же малыш родится… Как-нибудь потом – меня ведь долго не будет.

Мерль выпрямляет трясущиеся плечи, защелкивает ремень безопасности на округлившемся животе.

– Да, конечно.

Разумеется, после Кента Фия сразу догадалась – тот нелепый отказ от выпивки! – и в следующее воскресенье разыскала Мерль в спортзале. Теперь они ходили постоянно: Фия на пилатес, Мерль на йогу.

Вскоре ей придется перейти на йогу для беременных.

– Фия? – вздрагивает Мерль при ее приближении. – Я не думала…

Не думала, что Фия заговорит с ней один на один, вне общепринятых рамок общества и прочих договоренностей на тему, кто отвозит и забирает детей.

– У меня вопрос.

Мерль ждет. Две женщины, проходя мимо, здороваются с ней, но быстро уходят, заметив загнанное выражение ее лица.

– Это от Брама?

По лицу Мерль чувствуется соблазн отрицать беременность; однако, подумав, она понимает – смысла нет. Можно скрывать зарождение новой жизни до определенного периода, а в обтягивающем спортивном костюме уже становится заметно.

– Нет, – наконец отвечает Мерль. – От Эдриана. Роды в мае.

– Поклянись, что это правда.

– Клянусь!

– Тогда я больше не стану спрашивать.

Даже если ребенок родится в апреле? – думает Фия, уходя. Кто знает… Посмотрим. Надо будет держать руку на пульсе.

Однако до этого может случиться что угодно.

Наконец он совершил свой последний переезд и устроился в апарт-отеле. Новое жилье чем-то напоминает студию в «Бэби-деко»: практичное, нейтральное, в духе минимализма, который ничуть не хуже роскоши; из этого можно даже извлечь выгоду. Да, как нельзя более подходит для последней битвы, к тому же неплохая база для писателя: отопление, звукоизоляция, кофемашина, чайные пакетики, холодильник для пива, успокаивающий запах сигаретного дыма, оставшийся от предыдущих жильцов.

Самое главное – он разорвал и выкинул листок с паролем от вай-фай и надеется, что сила воли ему не изменит. Разве только захочется погуглить, как продвигается расследование аварии из его прежней жизни. Или написать Фие и начать объяснять про деньги, умолять о прощении, даже советовать, как воссоздать жизнь семьи, которую он разрушил.

«Ты плохо кончишь» – так сказала Мерль перед уходом.

Странно, что при всем богатстве сюжетного материала, который накопился в голове, он не собирается уделять ей особое внимание (хотя уже придумал псевдоним). В конце концов, она не сыграла большой роли. Насколько он понял, Фия решила спустить тот случай на тормозах ради дружбы детей (Лео с Робби водой не разольешь), ради добрососедских отношений. Ни разу после расставания Фия не упомянула при нем Мерль, и если уж смогла проявить такую сдержанность к одной виновной стороне, то и к другой, наверное, сможет. И потом, она ведь поехала в Кент, и вроде никто не вернулся оттуда с ножом в спине.

Новости о доме не сразу дойдут до Мерль, и, конечно же, она не будет злорадствовать. Их мимолетная связь вовсе не означала ее желание прибрать к рукам жизнь Фии – у нее и так все есть, даже больше, ведь муж ей верен, пусть временами и не слишком ценит то, что имеет. Нет, для нее в тот вечер важно было выкинуть что-нибудь безрассудное, чтобы преодолеть момент острого кризиса. Напомнить своей крови, что есть еще повод циркулировать по телу, которое стареет быстрее, чем тебе хотелось бы. Напомнить себе, что ты еще на что-то способна…

Вот в чем разница между ним и Мерль: она верит в то, что делает жизнь окружающих лучше, тогда как у него такой веры нет.

Ну или по крайней мере, больше нет.

Самый худший момент во всей этой истории, самый душераздирающий, – когда они с Мерль заходят в квартиру. Еще хуже, чем когда Гарри спросил ее, понравился ли ей папин сюрприз, и глаза его доверчиво сияли. Надеялся, бедняжка, что папе удалось порадовать маму.