Питер Мэй - Локдаун

Теперь злость из голоса исчезла, Лейн был потрясен.

Макнил выпрямился и быстро вытер с лица слезы. Ему не нужна была жалость Лейна. Он не смог бы этого вынести. Но знал, что теперь придется сказать. Он так и остался сидеть на лестнице, уставившись на паб «Три оленя», где так часто проводил время, чтобы не идти домой. А еще дальше тонули в море темноты парк и Имперский военный музей. Гостиница «Дни» на противоположной стороне улицы пустовала, персонал уволили несколько недель назад.

– Шон умер, – сказал он. – Сегодня днем.

Он не стал поднимать голову, чтобы посмотреть на реакцию. Ее и не последовало. Только молчание. Очень долгое молчание, а потом Лейн опустился рядом на верхнюю ступеньку, и оба уставились на юг, в темноту Кеннингтон-роуд.

– Мы не могли иметь детей, – сказал наконец Лейн. – Элизабет всегда мечтала о детях. Безумно хотела детей. Это был смысл ее существования. Умная, яркая женщина с великолепной карьерой, а мечтала только забеременеть и сидеть дома с детьми.

Макнил почувствовал, как босс повернулся и быстро на него посмотрел, а потом снова уставился вдаль.

– А меня дети не особо интересовали. Ну, знаешь, я вообще не особо беспокоился, пока врачи не сказали, что это невозможно. И тогда мне захотелось детей больше всего на свете. Забавно, правда? Как начинаешь чего-то хотеть, только когда не можешь получить. – Он почесал затылок. – И вот ты оглядываешься вокруг и понимаешь, что у большинства из тех уродов, которых мы упекли за решетку… у большинства из них есть дети. Кажется, что это самое простое в жизни. Все принимают это как должное. – Он помолчал. – Больше всего в жизни я жалею о том, что у нас нет детей. Я просто не могу представить, каково это – иметь ребенка и потерять его.

Он быстро положил руку на плечо Макнила и встал, и Макнил был благодарен, что Лейн не чувствует жалости. Это было сочувствие, даже понимание, Макнил никогда не думал, что Лейн способен на подобное.

– Иди домой, сынок, – сказал Лейн. – Твоя работа здесь закончена.

Макнил покачал головой. Не было такого места на свете, которое он мог бы назвать домом. Ему нужно было на чем-то сосредоточиться. На всю ночь загрузить голову мыслями.

– Кто-то убил ту девочку, – сказал он. – Я не закончу работать, пока не найду его.

Вест-Энд был погружен в зловещую тишину, улицы под бесцветными фонарями выглядели какими-то выцветшими и находились под постоянным присмотром камер наблюдения. Макнил однажды бывал в комнате видеонаблюдения и смотрел на переключающиеся от камеры к камере экраны. Но помимо солдат по улицам перемещались только крысы. Тысячи крыс. Осторожно вылезали в темноте из канализации – наследники города, оставленного для них людьми. Наверное, гадали, что же произошло. Но гадали недолго. Они быстро осмелели и теперь присоединились к мародерам в ночных вылазках, чтобы обобрать город до нитки.

Макнил ехал по Хеймаркет. Он так и не привык к здешним пустым улицам, начисто лишенным жизни. До объявления чрезвычайной ситуации даже на рассвете здесь шныряли такси и частные машины, полуночники вываливались из работающих допоздна клубов и пабов. Но теперь во время комендантского часа не было ни шороха, а если бы кто шелохнулся, его, вероятно, застрелили бы.

Статуя Эроса на Пикадилли-серкус по-прежнему была огорожена. Огромная неоновая реклама «Саньо» и «ТДК» на угловых зданиях над магазином «Гэп» отсутствовала, и оттого это место казалось огромной черной дырой. Поблекли все краски и жизнерадостность того места, которое еще недавно было самым оживленным в городе. Зеленый газетный киоск на углу был заперт на замок. Никто в эти дни не покупал билеты на обзорную автобусную экскурсию, которые раньше в нем продавались. За обугленной фанерой мрачно темнел огромный угловой универмаг. Если мародеры не могли отодрать доски, их поджигали. К прибытию военных здание успевало выгореть.

Где-то вдалеке завыла сирена пожарной машины, и Макнил заметил слабые оранжевые всполохи, отражающиеся в низко висящей туче. На круговом перекрестке он свернул не налево, а направо, прямо на Шафтсбери-авеню. Единственное преимущество комендантского часа – никаких светофоров, можно игнорировать улицы с односторонним движением и круговые перекрестки. Мэр Лондона изо всех сил пытался уменьшить поток машин в городе. Если бы он только мог представить такое! Эпидемия оказалась куда эффективнее, чем штрафы и борьба с пробками.