Минка Кент - Девушки из хижины [litres]

Спешу вслед за ними.

– Рен, Сэйдж, пожалуйста, подождите.

Девочки протискиваются между медсестрами и тележками, но останавливаются у двери в конце коридора – ее можно открыть только бейджиком со штрих-кодом. Сестры, задыхаясь, оборачиваются ко мне, глаза у обеих как у загнанных в угол диких зверей.

Сохраняя дистанцию, поднимаю ладони.

– Все в порядке. Поверьте, здесь вам ничто не угрожает.

Лицо у Рен напряжено; похоже, она во мне сомневается.

– Ты говорила, здесь мы будем в безопасности. Ты не сказала, что нас будут удерживать против воли.

Глубоко вздохнув, я киваю. Мне трудно понять, что они чувствуют, но я должна считаться с их мнением и уважать его.

– Я вижу, что вы сбиты с толку. Но поверьте, эти люди действуют в ваших интересах. Они хотят удостовериться, что вы здоровы и чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы ответить на вопросы полицейских, которые помогут разыскать вашу семью. И когда мы с этим закончим, они подыщут вам место, где жить, – говорю я.

– Место, где жить? – спрашивает Сэйдж.

– Нам нельзя возвращаться домой. Там он нас найдет. Наверное, он убьет нас после того, что мы сделали, – поясняет Рен.

Сердце бешено колотится, я пытаюсь свести все доводы воедино.

– Если кто-то хочет навредить вам, то здесь у него это не получится. Тут охранники. И доктора с медсестрами. На каждой двери замки. И камеры.

Я будто тюрьму описываю, хотя не уверена, что девочки знают про тюрьмы, раз они не покидали свой домик в чаще леса.

Сестры молчат, и я уже теряю надежду, но тут Рен что-то шепчет Сэйдж на ухо и поворачивается ко мне.

– Всего одну ночь? – спрашивает она.

– Да. А потом мы найдем для вас жилье, – говорю я, надеясь, что не превысила своих полномочий. Не знаю, какому протоколу они здесь следуют.

– Где? – произносит Рен.

– Существуют приемные дома… такие места, где принимают молодых людей, нуждающихся в помощи, – начинаю я. – Вам сколько лет?

– Мне девятнадцать, – сообщает Рен. – Сэйдж восемнадцать.

Я воздерживаюсь от того, чтобы выразить малейшее сомнение в их возрасте. Думала, они подростки лет четырнадцати, может, пятнадцати. Представить себе не могла, что они взрослые.

Стою, растерянно шевелю губами и соображаю, должна я что-нибудь сказать или нет. Не мое дело сообщать им, что для приемного дома они слишком большие… И даже если государство сделает исключение для Сэйдж, сестры будут разлучены, и Рен останется одна. Без помощи, без средств она, скорее всего, попадет в какой-нибудь приют для бездомных.

– Все нормально?

Обернувшись, вижу Шэрон, стоящую в коридоре на полпути от смотровой к нам.

– Готовы вернуться? – спрашиваю у девочек.

Взявшись за руки, они тянутся обратно. Я иду следом, и в голове рождается сумасбродная мысль.

Я заберу их к себе.

Тогда их не разделят, они больше не встретят какого-нибудь незнакомца, не будут спать на раскладушках в молодежных и женских ночлежках. Для сестер это будет наилучшее решение после всех испытаний и опасностей, которые они вынесли. Если я сейчас повернусь к ним спиной, то не смогу спать по ночам.

Я счастлива открыть свой дом перед этими милыми девочками. Пусть даже время не совсем подходящее, учитывая нынешнее сомнительное состояние моего замужества.

Вернувшись в смотровую, беру себе на заметку позвонить потом Бранту и рассказать обо всем. Не думаю, что он рассердится из-за того, что я поступила правильно.

А если рассердится?

Это меня заботит меньше всего.

– Вот, держи. – В дверном проеме появляется Николетта с охапкой одежды и запасных одеял. Она только что поселила нас в эту комнату. Сестра неподвижно сидит на краю огромной кровати, выступающей из стены у гигантского окна. Николетта предлагала каждой из нас по комнате с отдельной ванной, но я настояла, что мы будем вместе.

Я не признаюсь Сэйдж, но сама напугана не меньше ее.

Когда мы были маленькие, мама читала нам одну книжку. Там дети прошли через заднюю стенку шкафа и оказались в совсем другом мире с разными сказочными тварями, вещами и людьми, каких они никогда не видели.

Вот на что это похоже, только здесь реальная жизнь и нет сказочных тварей. Есть десятки незнакомых людей, называющих себя именами, которые я никогда не запомню. Они гордо сообщают свои должности, о которых я никогда не слышала, будто так они заслужат больше доверия.

Я не знаю, кому можно верить. Кто хороший и кто плохой. Если Мама нам лгала, то может солгать каждый.