Анне Ханкок - Трупный цветок

Элоиза мигнула несколько раз, и её дыхание участилось.

– Это был Моссинг? Тот юноша в шкафу был Кристофер Моссинг?

– Да, и дела у него, видимо, шли блестяще, когда мы встретились в ресторане, – кивнула Анна Киль. – А наше маленькое свидание в тот раз, когда он наставил мне синяков, пока насиловал меня? – Она опустила уголки рта и пожала плечами. – Очевидно, ему оно жизнь не разрушило. Проблем с получением образования у него тоже не было, как и с обеспечением себе хорошей жизни. На визитной карточке было написано, что он работал адвокатом в конторе на севере, так что денег у него было море. У него явно всё было в порядке.

– Что ты ему сказала?

Она пожала плечами.

– Ничего. Я принесла алкоголь, который он просил, и поставила бутылки на стол перед ним. – Её взгляд становился туманным, когда она говорила это. – Позже я снова встретилась с ним в гардеробе. Он искал сигареты в кармане пиджака, пьяный и возбуждённый, и схватил меня за руку, когда я проходила мимо. Я попыталась освободиться, но он схватил меня ещё сильнее, сжал руку до боли. Я сказала ему отпустить меня, но он не ослабил хватки и наклонился ко мне. «Я забыл, как тебя зовут», – сказал он мне и подмигнул. Он подмигнул мне. Тупая свинья! Я была на волоске от того, чтобы взять на кухне нож и вогнать его ему в горло.

Элоиза взволнованно заёрзала на стуле.

– И тогда ты решила сделать это? Убить его?

– Нет. – Анна Киль покачала головой. – Я просто хотела уйти оттуда. Я сказала менеджеру, что мне поплохело, и она отпустила меня. Так что я незаметно выскользнула. Просто поспешила оттуда уйти.

– Ты видела его опять? До той ночи, когда ты…

– Да. Некоторое время я пыталась забыть нашу встречу, но не могла. Следующие несколько месяцев мне становилось всё хуже, и мои детские кошмары вернулись. Я чувствовала себя ужасно. Просто ужасно.

– Ты боялась его?

– Нет, не боялась, я… – Она сделала паузу и обхватила руками шею. – Я была в ярости. Меня переполнял обжигающий, пожирающий гнев, который со временем только рос и начал выплёскиваться наружу. Он не видел во мне человека, в его глазах я была безделушкой. Ничего не стоила! Игрушка, с которой он когда-то давным-давно поигрался.

– И что ты сделала?

– Я стала разузнавать, кто он такой и где живёт. Читала в Интернете статьи о его работе, о делах, которые он выигрывал, о типах, которых защищал в суде. Однажды, когда я искала информацию по его имени, я наткнулась на портретное интервью на фондовой бирже с его отцом. Могущественный Йоханнес Моссинг. И тут… – Она развела руками и слабо улыбнулась. – Все части пазла встали на свои места.

– Что ты имеешь в виду?

– Это был он, – сказала Анна Киль. – Это он пришёл ко мне домой в ту ночь и позвонил в дверь. Это он меня выбрал. Он – тот, кто купил меня у матери.

– Тогда в дверях тебя поцеловал Йоханнес Моссинг? Когда тебе было восемь лет?!

Анна Киль кивнула.

– Он участвовал в каком-либо другом насилии? Он бывал на заброшенном складе в гавани?

– Бывал? – Она рассмеялась. – Да он всё это организовал. Это был его склад, его идея. Он – причина того, что моя жизнь закончилась в ночь, когда в мою дверь позвонили.

Всё тело у Элоизы гудело от мощнейшего выброса адреналина.

– У тебя есть доказательства?

– Всё здесь. – Она указала на папку. – Фотографии, переписка, ссылки на аудиофайлы.

Элоиза позволила себе блаженство окунуться в ощущение, что статья уже у неё в кармане. Ещё прежде, чем закончится эта неделя, она сможет выступить с доказательствами того, что Йоханнес Моссинг не только преступник, но и педофил, который регулярно подвергал сексуальному насилию маленьких детей совместно с членами ложи, которую основал. Что его собственный сын погиб по той же самой причине. Это было серьёзно. Грандиозно.

– Почему ты убила Кристофера Моссинга? – спросила Элоиза. – Почему ты не оставила его полиции?

Анна Киль откинулась на спинку стула.

– Он заслужил это.

– Он знал, что его ждёт? Или он спал, когда ты напала?

– Он спал. Но я разбудила его первым ударом, вот сюда. – Она указала на свою левую ключицу. – Было бы не так приятно, если бы он не увидел меня. Если бы он умер, не узнав, кто отнимает у него жизнь.

– А камера на дороге? Зачем? Почему ты просто не скрылась?

– Я знала, что Йоханнес Моссинг увидит эту запись. Что, даже если он не узнает меня, кто-то сможет меня опознать, и моё имя будет озвучено. Тогда он вспомнит, кто я такая, вспомнит, с чего всё началось, и поймёт, что виновен в смерти собственного сына. Разве не так всегда говорят? Что нет ничего хуже, чем потерять ребёнка?