Стейнар Браги - Ката

О «жизненных победах» здесь речь не идет. Не проиграл с позором – уже, считай, повезло. И так всю жизнь!

Как она вообще это выносила ? И все они? Почему никто ничего не предпринимал? Ведь терять им, похоже, было нечего. Пример: если на заурядных людей обрушивались заурядные экономические проблемы и заурядная депрессия, они думали о самоубийстве и порой даже осуществляли его – но и это было заурядным: четвертая по распространенности причина смерти в этой стране. Однако вот в чем вопрос: если депрессия наступила из-за денег, то почему бы не пойти грабить банк и погибнуть при этом или ограбить его, удрать с деньгами и таким образом разрешить свою проблему?

Да потому что проблема, как обычно, – в голове. На самом деле нет особой разницы, стоять на самой низкой ступеньке общественной лестнице или на второй сверху, да только – почему, чем выше взбираешься, тем больше дрожь в ногах?

Заурядная жизнь.

Ей было нечего терять. И всем было нечего терять. Но если все общество – одна большая рамка, внутри которой находятся противоположные желания, которые ничего не значат сами по себе, а их столкновения и борьба – что-то да значат, то ей ничто не мешает найти себе собственное желание, раздуть его на полную и осуществить любыми действенными средствами. Удерживавший ее страх был всего лишь коварным нежеланием перемен и нежеланием выделяться, комплекс неполноценности, взрощенный в ней и основанный на простом условии; этот страх не был тождествен ее личности. Но чтобы не просто рассуждать об этом, а продвинуться дальше (ведь слова и мысли – лишь указатели), ей надо было ступить на путь действия .

Гардар пришел в ресторан первым. Он сел за столик в углу, откуда были видны и дверь, и окна.

Немного погодя подошла Сюнна. Они поцеловались в щеку и сели. Сюнна заказала аперитив, а потом – бутылку красного вина (Ката представляла себе, что Гардару это не понравится: из-за свидания он не пошел на собрание анонимных алкоголиков). У Сюнны была сумка через плечо; куртка, юбка до колен, блестящие лаковые туфли и колготки в сеточку – чтобы «завести» Гардара.

Ката следила за ними из машины, припаркованной чуть дальше по улице. Время от времени она подносила к глазам небольшой бинокль – скорее, для того, чтобы самой развлечься зрелищем, а не потому, что ждала, что Соулей влипнет в какую-нибудь историю: в роли Сюнны та казалась увереннее и сильнее, чем в собственной жизни. В ее сумке лежал шокер – подарок Каты и наручники, которые оставил под кроватью один из бывших ухажеров.

Через несколько минут Соулей встала, направилась в туалет, и Кате пришла эсэмэска о том, что все идет, как надо. Она завела машину и поехала к дому Гардара. В доме не было никаких признаков жизни – темные окна на верхнем этаже, и никто не подошел к телефону, номер которого Ката отыскала в Интернете.

Она выехала из этого района на север, купила себе кофе в небольшом торговом центре на Вогар, но пить ей его не хотелось. Ее сердце билось быстро, с перебоями. По плану, Соулей с Гардаром должны были сидеть в ресторане не менее часа – или до тех пор, пока она не вольет в себя нужное количество алкоголя и не получит возможность поехать к нему домой. Он все еще был настороже, но со временем начал доверять Соулей – или женщине, которую называл Сюнной и считал секретаршей из риелторской конторы «РЕМАКС». На собрание анонимных алкоголиков Соулей приходила с новой прической, покрасив волосы в черный цвет, и с другим, нежели обычно, макияжем. Кажется, эта маскировка ей нравилась: она напоминала сериалы, которые Соулей смотрела по телевизору.

Ката вернулась в район Бустадир и припарковала машину. Пока ждала, вынула фотографию Валы. На ней дочке было восемь лет; она стояла перед их домом на Мысе, одетая в дождевик, и, улыбаясь, смотрела прямо в объектив. В ту зиму, выдавшуюся необыкновенно темной, Вала боялась спать в своей комнате одна и часто забиралась к родителям. Когда у Тоумаса были ночные смены, мать с дочерью спали в одной кровати или лежали рядышком и читали каждая свою книжку; лицо дочери было таким открытым, невинным, что Ката понимала: в этом мире ей будет нелегко.

Она посмотрела на фотографию, почувствовала, как внутри нее поднимается волна любви, закрыла глаза и попыталась представить себе лицо Валы. Но вместо этого увидела только гипсовое пузо с неприличными, разбухшими сосками и кукольный домик. Ката съездила на склад на мысе Гранди за фотографиями из семейного альбома, а больше ничего там не тронула. Кукольный домик все еще был запакован в коробку. Пока мир трещал по швам, рушился и вновь выстраивался, – в маленьком домике ничего не изменилось бы; и она не собиралась ни забирать его, ни выбрасывать; а может быть, когда-нибудь, когда она больше не будет в состоянии оплачивать счета по кредитной карточке, его выставят на аукцион, а может, выбросят на свалку, как и любые ненужные деревяшки независимо от степени их оригинальности. Она передвигалась по комнатам домика, видела каждую вещицу, каждую трещину в стене – как будто сама побывала внутри, ощутила тишину и свет в комнатах.