Стейнар Браги - Ката

Миг – и ее схватили за плечи чьи-то руки и оттащили прочь. Она отбрыкивалась. В комнате раздался вопль, Ката вывернулась, ощутила прилив злости незнакомого прежде рода, впилась зубами в державшие ее ручищи и принялась без устали тыкать ножом в того, кто схватил ее. Стены комнаты поплыли пред глазами, послышался шум, словно что-то разбилось, – а она рухнула на пол, и после этого все стало темно и тихо.

– Я вас разбудил?

Ката вначале ничего не могла сообразить, но через миг, увидев бейдж с надписью «ВУЛКАН», вспомнила, по крайней мере, что этот человек раньше уже приходил. Она впустила его и сказала, что проспала.

– До двух?

– Я с ночной смены, – соврала Ката, вытирая пенки с глаз. Затем потуже запахнула халат и первой вошла на кухню. Он остановился в дверях и спросил, кем она работает.

– Медсестрой… Прошу прощения. – Ката проскользнула мимо него и достала из шкафа банку с кофе. – А кофе не хотите?

Он согласился, и она предложила ему сесть в гостиной. Пока кофе варился, оделась, в ванной вычистила из глаз пенки, а затем спустилась. Фридьоун сидел в гостиной на диване и смотрел на распятие красного дерева на стене.

– Сам-то я неверующий, – сказал он, но тон у него был не извиняющийся, а такой, словно он был рад, что избежал этого.

– Хорошо, – засмеялась Ката, подавая ему чашку. – Для вас.

– Знаете, что говорят про корабль, который попал в шторм?

– Нет.

– Что в такой ситуации ты будешь желать, чтобы капитан оказался неверующим. Потому что тогда он не будет уповать на судьбу, карму, высшую силу или как ее там. А станет рассчитывать только на себя и решать проблему сам – и дойдет до берега, и пассажиров туда доставит в целости и сохранности.

– В этом вы, конечно, правы, – сказала Ката и поняла, что говорит это совершенно серьезно, от чистого сердца: ведь в жизни, где нет веры, нет и ненужных усложнений: ни чувства вины, ни необходимости делать то, чего не хочешь – только реальность. А нужно ли нам еще что-то?

– А оно так и должно быть перевернуто?

– Кто?

– Распятие.

Ката взглянула на распятие и поняла, что Фридьоун прав: оно действительно висело вверх ногами. «Нет», – ответила она, встала, сняла распятие со стены и положила в ящик на кухне.

Потом они попили кофе и поболтали о том о сем. Фридьоун сказал, что работает в этой фирме недавно, а раньше он жил в Дании, – но, когда Ката решила расспросить его об этом подробнее, не стал отвечать. Вынул договор и сказал, что покажет Кате, что они уже сделали, и научит этим пользоваться, прежде чем дать ей подписать бумаги. Она вышла за ним в гараж, прихватив с собой свою чашку кофе.

– До вашего мужа не дозвониться, – посетовал Фридьоун. Ката закурила сигарету и подняла ворота гаража. Постепенно тот заполнился белым дневным светом. – Я ему звонил и по рабочему, и по мобильному.

– Он на операции был.

– В больнице мне сказали, что он в тот день вообще не приходил.

– А когда это было?

– В пятницу.

– Так он же на конференции! – вдруг вспомнила Ката. – А домой приедет сегодня в течение дня. – Она ощутила на себе этот взгляд Фридьоуна: настырный, но вместе с тем отеческий.

Потом Ката позволила ему устроить себе обход дома и сада и показать новые оконные стекла, главный компьютер в гараже, датчики движения и прожекторы. Закончили они в прихожей, у компьютерного экрана, и Фридьоун показал ей, как вводить код и настраивать систему, в зависимости от того, есть ли кто-нибудь дома. Она подписала договор.

– И еще вот что. Мне нужен личный номер вашего мужа.

Ката обнаружила, что забыла его последние цифры. Она сказала, что сейчас сходит уточнит, поднялась на второй этаж, села на корточки у письменного стола, где, как она знала, Тоумас хранил свои документы, выдвинула ящик и стала листать: страховка, зарплатные ведомости, свидетельство о рождении, справки о прививках для путешествий… Она разложила их по столу – и уже успела забыть, что именно искала.

Один из документов был крупнее и более пышно оформлен, чем другие. Присмотревшись, Ката поняла, что это «сертификат подлинности» кукольного домика: в правом верхнем углу стоял штемпель магазина в Бостоне, а под ним – информация о домике: год и страна постройки. Домик был сделан в Будапеште.

– Венгерский, – пробормотала Ката.

Совсем как Элисабет Батори.

Она поглубже зарылась в ящик и нашла старые паспорта Тоумаса. Пролистала их – и, как и подозревала, обнаружила там штампы из Венгрии. Десять или одиннадцать лет тому назад Тоумас ездил в Будапешт, один, читать лекцию в тамошнем университете, у которого были с Исландией тесные связи: исландцы, не набравшие достаточно баллов, чтобы продолжать обучение в университете на родине, часто отправлялись в венгерские медицинские вузы и получали степень там.