Жереми Фель - Матери [litres]

Поставив корзину на подстилку, Норма повернулась к реке, застыв как вкопанная, и вдруг содрогнулась. Неужели он пошел купаться, не дождавшись ее?

Норма приблизилась к кромке воды и позвала громче, однако ответа не последовало. Но ведь где-то же он должен быть! Она принялась выкрикивать его имя, входя в реку, и замерла, когда холодная вода достигла ее коленей. Больше она не смогла сделать ни шага – при одной лишь мысли, что нужно двигаться дальше, ее пробила дрожь.

Ну почему он решил пойти в воду один? Зачем отправился купаться, когда она скрылась в доме?

Норма быстро набрала номер 911, но объяснить телефонистке, что случилось, ей удалось не сразу. Помощь подоспела через полчаса. Эти полчаса Норма простояла на ступеньках крыльца, прислушиваясь к малейшему шуму и беспрестанно молясь, чтобы Натан наконец появился – живой и невредимый, потому что сейчас для нее это было важнее всего на свете.

Ее спросили, умел ли Натан плавать и говорил ли ей что-нибудь перед тем, как войти в воду. Но она не знала, что ответить, и лишь прикрывала глаза от яркого света вращавшегося фонаря на крыше грузовичка спасателей. Она вообще не хотела с ними разговаривать. Единственное, чего ей хотелось, – чтобы любимый снова обнял ее и увез подальше от всех, от мира, который в одночасье вдруг стал страшным и пустым.

Следователи, прибывшие на место происшествия, стали допытываться у нее, был ли Натан склонен к самоубийству, говорил ли о трудностях, с которыми, возможно, сталкивался в последнее время. Норма смотрела на них и молчала. Она не могла взять в толк, зачем ей задают такие вопросы. Натан был для нее воплощением самой жизни и больше того – надеждой на жизнь, о которой она всегда мечтала.

Версия о самоубийстве Натана казалась ей нелепой: нет, пойти на такое он просто не мог. Он, видимо, заплыл слишком далеко, потом выбрался где-то на берег и, выбившись из сил, ненадолго потерял сознание. Или, может, заблудился, но скоро найдет дорогу, которая непременно приведет его к ней.

Да-да, он обязательно вернется, он не оставит ее одну. Они обещали друг другу столько всего и понастроили вместе столько прекрасных планов!.. При мысли об этом Норма даже с облегчением вздохнула. Она ведь привыкла сгущать краски.

Ей посоветовали позвонить родителям Натана, чтобы они приехали за ней. А она, не подумав, почему-то сказала, что они недоступны. С тем же успехом она могла бы сказать, что они умерли.

Спасатели забрали одежду Натана и принялись обыскивать округу с собаками.

А Норма, вернувшись в домик, залилась слезами. Она и подумать не могла, что способна выплакать все глаза. Прошло несколько часов – и она забылась сном. И сон ее был полон плеска воды и криков тонувших людей.

Проснувшись рано утром, Норма поняла: Натан так и не вернулся.

Еще никогда ей не было так одиноко, как сейчас. Подобное одиночество любого могло убить на месте.

Солнце еще не успело прогреть воздух. Норма услышала звук вертолета, кружившего над рекой Теннесси, и разглядела вдалеке надувную лодку с двумя спасателями в гидрокостюмах и с аквалангами.

Родители Натана приехали ближе к полудню. У Нормы на душе кошки заскребли, когда она их увидела: ей казалось, что трагедия случилась по ее вине. А они обняли ее как родную. И лишь тогда она наконец поняла, что Натана больше нет.

Несколько дней Норма провела с Альмой и Митчеллом в местах, где все напоминало о нем, и все это время она не могла встать с дивана. Порой ей удавалось заснуть, и во сне она неизменно видела его, а потому просыпаться для нее было просто невыносимо.

Каннингхемам постоянно кто-то звонил – в основном родственники и друзья. А Норма с тоской в сердце продолжала ждать любимого, который, пропав, лишил ее надежды и всего, что было ей так дорого.

Не желая быть обузой родителям Натана, она вернулась домой и на целую неделю заперлась в своей комнате. Мать, приносившая ей поесть, допытывалась, что с ней происходит, но она никак не могла решиться рассказать ей про Натана, особенно в таких обстоятельствах; она не могла признаться, как сильно любила его, какой счастливой чувствовала себя с ним рядом и как его вдруг не стало.

Вечерами – вернее, почти каждый вечер – Норма зачитывалась стихотворениями из красной тетрадки, которую прихватила с собой, не спросив разрешения ни у Альмы, ни у Митчелла, уложила в свой рюкзак и теперь берегла.

Возвращаться в университет ей было больно. Все, разумеется, были в курсе произошедшего и смотрели на нее как на единственную уцелевшую после трагедии. Одних она научилась не замечать. А другие просто перестали для нее существовать.