Дэвид Балдаччи - Минута до полуночи

– Теперь я понимаю, почему вы зарабатываете этим на жизнь, – сказал Уоллис. – У вас получается залезать к ним в головы. – Его лицо дернулось. – Намного лучше, чем у меня.

– Но мне там совсем не нравится, – ответила Пайн. – Однако сейчас я готова это делать, чтобы поскорее посадить подонка за решетку.

Ларедо посмотрел на нее и понимающе кивнул.

– Я спрошу у Лили про подвеску, – сказал Уоллис. – Но что будет означать, если окажется, что ее добавил преступник?

В ответ Пайн показала собственный кулон.

– Легенда гласит, что святой Христофор перенес ребенка через реку и только позднее узнал, что это был Христос. С тех пор он стал считаться покровителем странствующих.

– Ну, с этим ребенком его постигла ужасная неудача, – резко сказала Блюм.

– Возможно, ты смотришь на это не с той стороны, Кэрол, – возразила Пайн.

Ларедо бросил на нее внимательный взгляд.

– А какая сторона, по-твоему, правильная? – спросил он.

– Если мы сумеем узнать, каким образом амулет повредили, я смогу ответить на твой вопрос.

– Вы действительно считаете, что это важно? – спросил Уоллис.

– Возможно, самое важное из всего, что мы обнаружили до сих пор.

– А кто подарил тебе подвеску со святым Христофором, как она к тебе попала? – спросила Блюм.

Они возвращались в «Коттедж».

– Моя мать, – ответила Пайн. – Последний подарок, который я от нее получила.

– Ты хочешь сказать, она отдала тебе амулет перед тем, как исчезнуть?

– Очевидно, она знала, что намерена оставить меня. Ну, знаешь, «меня не будет рядом, чтобы за тобой присматривать, так что возьми идиотский кусок металла», – что-то в таком роде.

– Но почему ты носишь подвеску, если испытываешь такие чувства?

– Потому что она единственное, что у меня осталось в память о ней. И… поэтому, она имеет для меня большое значение. Нечто вроде отношений любви-ненависти. С одной стороны, когда я чувствую ее на груди, мне вспоминается, что мать меня бросила. А иногда я испытываю тепло и чувство безопасности, словно мне снова шесть и мать держит меня за руку.

Блюм задумчиво кивнула.

– Отношения между матерью и дочерью всегда очень непростые, – сказала она. – Возможно, самые сложные из всех. Во всяком случае, так было со мной. По сравнению с ними отношения с сыновьями казались мне предельно простыми.

Между тем, с подвески, найденной на мальчике, сняли отпечатки, но ничего не нашли. Пайн решила, что это делает ее еще более важной уликой. Кто-то посчитал нужным ее протереть.

– Надеюсь, судмедэксперты сумеют выяснить, каким образом был поврежден металл, – сказала Пайн.

– Ты и в самом деле думаешь, что это важно? Вполне возможно, Уоллис прав, и она могла принадлежать мальчику, который ее и повредил.

– Нет, – покачала головой Пайн. – Если ты обратишь внимание на повреждение, то заметишь, что острый край был вдавлен внутрь. Он бы царапал кожу. А на шее мальчика не осталось таких следов. Никто не станет носить предмет, который постоянно раздражает кожу.

– Значит, именно убийца надел подвеску на мальчика.

– Я уверена, что здесь нечто личное, Кэрол. Такова суть подобных предметов. Ее носил кто-то важный для убийцы. Это прямая улика, если мы сумеем связать ее с ним.

– Ли?

Они повернулись и увидели Агнес Ридли, стоявшую перед входом в «Коттедж».

– Это правда? – спросила она – Еще одно убийство?

Пайн и Блюм подошли к ней.

– Боюсь, так и есть, – кивнув, ответила Пайн. – На сей раз жертвой стал маленький мальчик.

– Господи! Ребенок? Но это же полный абсурд, правда?

– Мы не имеем ни малейшего представления о мотивах преступника. Поэтому не знаем, кто еще находится в его списке жертв.

– А личность ребенка удалось установить?

– Пока нет. Сейчас полиция распространяет описание и портрет. А здесь когда-нибудь пропадали дети?

– Мне о подобных случаях ничего неизвестно. И, если ребенок местный, родители уже должны были обратиться в полицию.

– Да, пожалуй.

– Я могу как-то помочь?

– Держите глаза открытыми и уши настороже. И, если узнаете что-нибудь, сразу звоните в полицию.

Они вошли в «Коттедж», где в вестибюле их дожидалась Грэм.

– Боже мой, куда катится наш город? – скорбно воскликнула она, как только их увидела.

– Но почему Лили пришла сюда? – спросила Пайн. – Все так завертелось, что я забыла ее спросить.

– Лили знает, что вы здесь остановились. И первое, что пришло ей в голову, когда она увидела в музее тело ребенка, это бежать сюда.