Максин Чан - Восьмая личность

Я беру телефон и набираю Сюзанну.

«Привет, это Сюзанна. Сейчас я не могу говорить, поэтому оставьте сообщение, и я перезвоню вам».

— Привет, это я. Зарегистрировались на рейс. Мы с Моникой летим за границу. Я позвоню тебе, когда мы доберемся до гостиницы. Люблю тебя.

Щелк.

Подняв голову, я вижу, что ко мне идет Моника. Вымотанная, но явно довольная, она падает на стул рядом со мной и ставит на пол пакеты с покупками. Неожиданно ее улыбка, легкость ее присутствия приносят мне облегчение.

— Пошли, — говорит она, как возбужденный ребенок.

— Уже второй раз за этот месяц.

— Извини, я отработаю на следующей неделе, — от нашего имени говорит Онир. Она держит телефон перед лицом, на подбородке у нее вскочил новый прыщ.

— Ты была у врача? — раздраженно спрашивает Джек, пытаясь скрыть свое возмущение.

— Да, — лжет она.

— И?

— Тонзиллит, — говорит она.

Молчание.

— Послушай, если так будет продолжаться, ты не оставишь мне выбора. Мне придется искать другого ассистента. Такого, на которого можно положиться, который готов работать. У тебя огромный талант, но я не могу постоянно быть в подвешенном состоянии. Это ставит под угрозу все сроки. Еще одна такая выходка, и ты вылетишь, Алекса.

Щелк.

Онир передает Тело, на мгновение между нами мелькает Свет. Необходимость лгать от моего имени очень ее раздосадовала.

«Уж лучше бы ты собрала свое дерьмо в кучку», — возмущенно говорит Раннер.

«Иначе ты потеряешь работу», — добавляет Онир.

«А нам плевать, — хмыкают Паскуды. — Правда, Алекса?»

«Нет, мне не плевать», — защищается Долли.

Во мне поднимается паника. Я иду на кухню и лезу в холодильник. Мои пальцы нащупывают миску с хумусом и стопку контейнеров «Таппервер» с остатками — попытка Анны быть бережливой. Внутри вареное яйцо в скорлупе, суточный бублик из индейки, увядший шпинат, половина авокадо с вынутой косточкой — авокадо похоже на глаз без зрачка.

Я прикасаюсь к тыльной стороне колена — сегодняшние утренние раны болят.

Онир снова выходит на Свет, достает из морозильника кубик льда и водит им по ране. Засохшая кровь исчезает.

«Надо добиться, чтобы Паскуды прекратили это делать, — говорит она, собирая Стаю, и кухонным полотенцем вытирает воду ото льда. — Все это членовредительство и стресс в Дрессировочном доме — все это неправильно. Нам нужно пойти в полицию и покончить с этим».

Слово берет Раннер.

«Нельзя, — говорит она, — пока нам нельзя. Нам нужно больше доказательств».

«Доказательств? — кричит Онир. — И какой ценой? Господи, взгляни на себя. Посмотри, что ты делаешь с нами».

Раннер хватает Онир за грудки.

«Не отвлекайся от главного, — орет она, — и перестань ныть!»

«Пошла ты!»

«Думаешь, все это игра? Навид опасен. Он хищник».

Онир отворачивается.

«Ты теряешь голову. Если мы пойдем сейчас, Навид, Кесси, Тао и все прочие нацелятся на нас и Эллу. А ведь есть еще Грейс. Ты хочешь нести ответственность за то, что с ней будет, если мы попытаемся что-то сделать, а? Как насчет этого?»

«А как насчет нас?»

«Возьми себя в руки. Мы занимаемся этим делом. И это мое последнее слово».

«Тихо! — приказываю я. — Раннер права. Мы должны действовать по плану. И чтобы добиться цели, мы ВСЕ должны действовать сообща. Это вопрос решенный».

Онир отдает Тело и забирается в Гнездо к Долли.

«Не говорите потом, что я вас не предупреждала», — бросает она, убирая веточку, которая кольнула ее в бок.

— Договорились, — говорю я, набычившись.

Тик-так.

Снаружи два воробья отдыхают на отливе окна моей спальни. Бесполезные жалюзи подняты и не мешают мне наблюдать за коричневыми мужем и женой, клюющими птичий корм, который я насыпала в желтую чашку. Хотя Дэниел уехал только вчера, я насыпала корма больше, чем обычно, в надежде, что он привлечет больше птиц, которые смогут унять мою тревогу. Я беру с дубового комода свой фотоаппарат. Щелк.

Подлетает еще одна птица, на этот раз зяблик. Щелк. Щелк. Верные воробьи шарахаются в сторону, их преданность друг другу перевешивает желание поесть. Зяблик в одиночестве клюет из желтой чашки, а пухлые воробьи скачут по отливу.

В юности я пришла в восторг, когда узнала, что некоторые виды птиц составляют пару на всю жизнь. Лебеди, голубые сойки, альбатросы, сипухи, скопы, краснохвостые ястребы и красные ара, и это только меньшая часть. Я считала, что это здорово. Их крепкие узы не были похожи на те отношения, с которыми я сталкивалась, и я была в восторге от этих прочных союзов. Заинтересовавшись вопросом моногамии, я в конечном итоге превратила птиц в живой пример верности и общности.