Андерс де ла Мотт - Осеннее преступление

— Откуда вы знаете про горушку?

— Продавец велосипедов рассказал.

— Йоран — трепло, каких поискать.

Стало тихо; слышалось только, как капли дождя там и сям просачиваются сквозь ветхую крышу.

— Фреска, — не думая, сказала Анна. — Я видела место, которое на ней изображено.

На этот раз Клейн лучше справился с мимикой. И бровью не повел, никак не показал, что думает, однако Анне показалось, что она слышит, как все клокочет под неподвижной с виду поверхностью. Что-то в Клейне интересовало ее. Что-то вызывало у нее желание расколоть эту каменную маску и попытаться вытащить на поверхность то, что скрывал Клейн. — Карл-Юхан тоже не смирился с тем, что произошел несчастный случай, — продолжала она. — Вот почему он писал фреску десять лет, хотя под конец почти ослеп.

— Это вас никак не касается, — глухо сказал Клейн. От натужной приветливости не осталось и следа. — Вы его не знали, вы понятия не имеете о…

Он оборвал себя посреди фразы, вытер капли слюны, вылетевшие изо рта вместе со словами и попавшие ему на подбородок.

— Извините, — пробормотал он и демонстративно посмотрел на часы. — К сожалению, мне пора.

Анна вышла из сарая вместе с Клейном и стояла рядом, пока он запирал боковую дверь на громадный амбарный замок. То, как Клейн смущен, было заметно даже со спины. Он коротко кивнул Анне на прощанье, забрался в машину и уехал в дождь. Что все-таки ему понадобилось в сарае? Анна обошла постройку. Спереди две гаражные двери на расстоянии нескольких метров друг от друга, обе заперты на засов с висячим замком. Левая, наверное, ведет в помещение с горкой, а правая — в помещение, из которого вышел Клейн. Двери были одного размера, и Анна решила, что пространства за ними тоже должны быть схожими. Она поискала какую-нибудь щель, чтобы заглянуть в сарай, и обнаружила в задней стене отошедшую доску. Покрутив ее так и сяк, Анна расширила дыру настолько, что смогла просунуть руку. Из сарая пахнуло воздухом еще более затхлым, чем в отсеке с горкой. Сыростью, ржавчиной и еще чем-то, как будто горелым. Света щель пропускала не много, но Анна включила карманный фонарик и просунула руку как можно дальше. Фонарик осветил несколько метров бетонного пола и какой-то темный силуэт. Анне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, на что она смотрит. Перед ней темнел обугленный остов того, что некогда было спортивным автомобилем.

В понедельник утром Анна приехала в участок пораньше. В коридоре верхнего этажа было пусто и тихо. Она села за компьютер, ввела субботнюю дату и проверила поступившие заявления. Нашла пару, но ни то, ни другое не касалось происшествия в парке. Она поискала в базе Александера Морелля, но совпадений не оказалось. Бруно Сорди тоже никак не засветился. Похоже, Йенс Фриберг образцово выполнил задание.

Анна молча посидела перед экраном, а потом ввела собственный личный номер. Люди обычно не ищут сами себя, но, учитывая вчерашние события, она всегда сможет сказать, что хотела проверить, не отмечена ли она как заявитель. Она знала, что увидит, знала свой номер наизусть, но все же внутри что-то перевернулось, когда на экране возник номер дела. Анна не стала щелкать по нему, зная, что доступ заблокирован. Никто, кроме отдела внутренних расследований, не мог ознакомиться ни с делом, ни с подозрениями в ее адрес.

Но Анна все же вычитала нечто такое, отчего у нее в животе завязался еще один узел. В графе “статус”, несмотря на заверения адвоката, что дело вот-вот развалится, все еще не было кода, указывающего, что дело прекращено.

Тихий стук заставил ее поднять глаза. В дверях стоял Йенс Фриберг. Анна поспешно закрыла окно на экране.

— Есть пара минут? — спросил Йенс. Дождался, когда Анна скажет “да”, и только тогда вошел, закрыв за собой дверь. Анна жестом предложила ему сесть, но не стала тратить время на формулы вежливости. С этого дня она руководит участком; ей хотелось поставить его на место, как только представится возможность, объяснить, кто здесь принимает решения. Но Фриберг ее удивил.

— Выражаю восхищение, — сказал он. — Тем, как ты разобралась и с Александером, и с Сорди. Меня это… — он запнулся, поискал нужное слово, — впечатлило. — В последнее слово он вложил столько воздуха, что оно прозвучало почти как вздох.

— Спасибо. — Анна не очень понимала, что еще сказать. Неожиданная, трудно разрешимая ситуация. Может, это ловушка? Хорошо проверенный способ сломать ее авторитет? Но в голосе Фриберга как будто не было ни угодливости, ни фальши; не было их и в жестах. Скорее казалось, что похвала далась Фрибергу мучительным усилием над собой. И все же он похвалил Анну.