Сергей Аникин - Могильный улей

Как только я приблизился к ее двери, я толкнул дверь плечом, опираясь на топор, чтобы не упасть. Дверь распахнулась. В прихожей был мрак. Сделав еще пять шагов, я попал в зал. В зале горел тусклый свет, и Татьяна стояла у зеркала.

— На, жри, чертова ведьма! — взмахнув из-за спины топором, закричал я.

Татьяна развернулась, и ее глаза вылезли из орбит. Она успела только один раз перекреститься. И в тот же миг лезвие топора вонзилось ей в лицо. Рассекло правую щеку и вонзилось на несколько миллиметров в лобную кость. Она даже не успела понять, что произошло, но в следующий миг ее мозг опознал дикую боль. Она оступилась назад, и ее ноги подкосились. Ее тело упало на перила подвальной лестницы и покатилось по ним, а затем она упала спиной и, сев в инвалидное кресло, откатилась до стены. Она еще два раза перекрестилась и схватилась за рану на лбу. Из ее раны фонтаном струячила кровь. Я взглянул на себя в зеркало, и — о ужас! — что я увидел: я, держа в руках топор, был покойником, на мой взгляд, превращение из человека в мертвеца уже началось, моя кожа стала чешуйчатой, как у рептилии, оскаленные зубы стали острыми, как лезвие бритвы, чтобы вырвать ими клочки живого мяса, об этом и думал мой больной, измученный мозг: я хотел перегрызть ей глотку. На окровавленных пальцах острые, длинные, как клинки, заострились когти. Мои глаза горели, как два ярких алмаза. Она снова смотрела на меня и крестилась.

— Бог здесь не поможет, мама! — зарычал я. — Сейчас ты умрешь!

Я, опираясь на топор, начал спускаться. Она неожиданно пришла в себя и вскочила с места. Вот наконец я спустился, и вдруг я услыхал свист. Я успел повернуться, и перед моими глазами пролетел серп — его лезвие промелькнуло и отразилось в тусклом свете. Встав на одну ногу, я рукоятью толкнул ее в плечо. Она сделала шаг назад и взмахнула серпом. Стоя на одной ноге, я в ответ взмахнул топором. Удар произошел быстрый и молниеносный. Мое лезвие угодило ей в запястье и отрубило кисть. Серп с зажатой кистью отлетел слева к стене и упал.

— Тебе это нравится, как ощущение? — снова закричал я.

— Я убью тебя! — в ответ крикнула она.

И толкнула меня, я не удержался и упал на спину. Она села на меня верхом и руками начала давить на рукоять топора. Рукоять уперлась мне в кадык и лишила почти меня кислорода. Мои глаза вываливались из орбит. Дыхание сперло. Ощущение было такое, как будто мне сто килограмм надавили на горло.

— Сдохни, подонок, — сквозь зубы процедила она.

— Я-я! — ухватившись руками за рукоять, заревел я.

Но это было без толку, она давила на меня всем своим весом. Все ее лицо покраснело, и на лбу скопились капли пота. Я резко ударил ее кулаком по лицу, затем вмазал локтем. Она ослабила хватку, и после я пнул ее ногой. Она отлетела назад и села на инвалидное кресло. Топор был в ее руках, а я справа от себя увидал темно-зеленую канистру с дизельным топливом. Опираясь на нее рукой, я встал на одну ногу, схватил канистру и открыл ее. В этот миг Татьяна замахнулась на меня топором из-за спины. Я плеснул в нее топливом и упал на спину, когда топор был нацелен мне в голову. Едкая жидкость попала ей в лицо, и она выронила топор, протирая кистями рук глаза.

— Ублюдок! Я ослепну из-за тебя! — выкрикнула она.

И, сделав шаг назад, села в инвалидное кресло. Мне нужен был огонь, чтобы покончить раз и навсегда с этим кошмаром. Ухватившись руками за перила, я побрел наверх, но не успел я ступить на ступеньку, как она сверху накинулась на меня и схватила меня руками за шею.

— Я задушу тебя, гнида, — шепнула она мне на ухо.

И начала сдавливать шею, я локтем ударил ее в живот. Один раз, второй, третий. Она даже и не подумала ослабить хватку. Ее руки были как хвост анаконды, который сдавливали меня. Я наклонил голову вперед и затылком с размаху ударил ее в нос. Она мгновенно отпустила руки и снова села в инвалидное кресло.

— А-ай! Мой нос, ты сломал его! — она схватилась за нос ладонями и кричала во все горло.

Затем я в дальнем левом углу увидал какой-то фитиль или небольшой уголек. Я ухватился за топор побрел в сторону света. Там я обнаружил небольшой погреб, где она держала на полках законсервированные помидоры, огурцы, грибы и несколько варений с соленостями. Около полки стояла керосиновая лампа, и внутри нее горел маленький ярко-желтый язычок пламени. Я добрался до лампы, схватил ее в руки и, развернувшись, увидал измученное тело Татьяны, сидевшей на инвалидном кресле. Все ее лицо было в крови, со лба, носа сочилась кровь, глаза вылезли из орбит, в руке она держала молот. Тот самый, которым когда-то изуродовала мои обе голени. В этот момент я швырнул в нее керосиновую лампу.