Анне Ханкок - Собиратель лиц

— Мартин… — она кивнула в сторону выхода, — тебе нужно идти.

Когда он ушёл, Элоиза осталась в Мраморной церкви. Она села на скамью в первом ряду и откинула голову. Взгляд блуждал по изображениям апостолов на перекрытиях потолка, пока она вдыхала запах старой древесины, хрупких гобеленов и духовности. Запах детства.

Она закрыла глаза, позволив покою опуститься на неё и поглотить происшествия последней недели.

Минувшую ночь она провела у Герды.

Герда заверила её, что разорвала отношения с Каримом, коллегой из казарм. Она узнала, что Карим был замешан в убийстве её бывшего пациента. Шурин Карима проходил по делу обвиняемым, так же как и ещё один родственник. И Герда не знала, какова была его роль. Передал ли Карим содержание разговоров с пациентом своей семье и дальше они действовали сами, без его согласия? Или он участвовал в планировании убийства?

Герда не могла знать наверняка, но в деле фигурировала полиция, и она больше не хотела иметь ничего общего ни с расследованием, ни с ним. Что произойдёт между ней и Кристианом — и расскажет ли она ему об этом романе — она тоже не знала.

В ответ Элоиза рассказала ей о беременности, выкидыше и разрыве с Мартином.

Герда слушала, кивала и посылала Мартина подальше. Затем поднялась с решительным видом и достала из ящика письменного стола какие-то бумаги.

— Вот! — сказала она и протянула их Элоизе. — Мы с Кристианом вообще-то хотели спросить тебя вместе, но я не могу представить себе более подходящего момента, чем сейчас. Так что…

— Что это?

— Это документы об опеке. Кристиан договорился с нашим адвокатом несколько месяцев назад, чтобы тот запустил процедуру, но поскольку Кристиана с тех пор и дома практически не было, то спрашиваю тебя я.

Элоиза нахмурилась и стала листать бумаги. Затем посмотрела на Герду округлившимися глазами.

— Как ты знаешь, родители Кристиана умерли. У меня жива только мама — и ни у одного из нас нет братьев или сестёр. И если нас — боже упаси! — собьёт автобус или ещё что-нибудь в этом роде, я хочу, чтобы ты взяла на себя родительские обязательства по отношению к Лулу. Чтобы она жила у тебя.

— Но… — Элоиза растерянно покачала головой. — Разве ты не слышала, что я только что рассказала? Я не смогу позаботиться о ребёнке, Герда, я… я сломленный человек!

— Нет, слава богу, это не так. И в этом вся суть. Ты считаешь, я бы оставила тебе свою дочь, если бы это было действительно так? Жизнь тебя потрепала, это правда. Но это — в противоположность тому, что ты думаешь прямо сейчас, — не определяет тебя как личность. Ты пару лет лежала на дне омута, но вновь движешься наверх, Элоиза, я это вижу . К тому же ты одна из самых замечательных людей, которых я знаю; я не могу себе представить, кто сможет позаботиться о Лулу лучше, если случится беда.

Элоиза молчала.

— Ладно, давай я спрошу по-другому, — сказала Герда. — Если бы мы с Кристианом погибли, не попросив тебя подписать этот документ, что бы ты сделала, когда служба защиты детей пришла бы за Лулу?

— Я бы за неё кому угодно горло перегрызла.

Герда улыбнулась, словно говоря: I rest my case [65] Вот и я о том ( англ ., идиом.). .

— Я понимаю, сейчас тебе кажется, что если сидеть в норке, жить будет проще. Что всё будет проще, если ни о ком не заботиться и не волноваться. Но, милая моя… — Герда протянула ей ручку, — ты уже это делаешь.

Элоиза открыла глаза и улыбнулась апостолам на потолке. В тот самый момент она решила провести черту на песке. Отныне она будет помнить хорошее и оставлять плохое позади. Герда была права: случившееся не определяло её как человека. Жизнь по-прежнему была открыта перед ней.

Она вздрогнула от звука СМС. Вытащила мобильный из внутреннего кармана кожаной куртки и прочла сообщение. Оно было от Бётгера.

Куда ты пропала? Всё веселье пропустишь. Миккельсен уже так надрался, что начал лапать официанток, его жена в ярости. Приезжай СРОЧНО, Кальдан!

Элоиза улыбнулась и положила телефон обратно в карман. Затем поднялась и направилась к комнате церковного сторожа в глубине зала.

Постучав, она просунула голову внутрь:

— Здравствуйте, Бобо, отвлекаю?

Сидящий в кресле старик взглянул на неё и улыбнулся:

— Элоиза? Нет, ты меня никогда не отвлекаешь. Могу чем-то помочь?

— Я смогу вас уговорить отпереть дверь на лестницу?

Бобо, кряхтя, поднялся со стула и нашёл связку ключей в кармане куртки.

— Хочешь на колокольню? — спросил он.