Нонна Ананиева - Красавец и чудовище

– Алло, Сибилла! Я… мы… в Нью-Йорке. Он умирает, Сибилла…

Я шла обратно в госпиталь, стараясь ни о чём не думать. Смотрела прямо перед собой, как смотрит дальнобойщик на осточертевшую дорогу, не замечая ничего вокруг. У Сотбис стояла небольшая, но очень живая кучка людей в нарядной одежде. Если бы они не перегородили мне путь, я бы, наверное, их тоже не заметила. На одной из женщин было розовое платье в обтяжку, розовые туфли на каблуках и розовая сумочка из питона. О, господи! Легче было проглотить ложку васаби, чем смотреть на её растрепавшиеся на ветру волосы до задницы. Скорее всего, моё каменное и безучастное лицо немного изменилось, увидев это смеющееся сборище, потому что я поймала улыбку на чьём-то лице и губы сами расползлись в ответ. Ну а ноги шаг за шагом преданно несли меня в Корнелл.

Я зашла в вестибюль, миновав охрану, которая меня почти никогда не трогала и не спрашивала, куда я иду, прошла по длинным коридорам до нужных мне лифтов и поднялась в реанимацию. Я сначала путалась в этих нескончаемых коридорах, так как мой «географический кретинизм», как кто-то из друзей очень давно пошутил в мой адрес, на новом месте всегда активизировался. Надо было пройти два пролёта с многочисленными безымянными дверьми, сквозь зал с макетом больницы, где в золотой раме висел огромный портрет чинной супружеской пары в летах, основателей клиники, мраморной доской памяти уже умерших меценатов и спонсоров, потом правильно повернуть в другие коридоры, ещё раз куда-то свернуть и выйти на лифтовую площадку для посетителей. Народу везде было полно, непохожего, говорящего на разных языках, и, естественно, не очень весёлого: какое уж тут веселье. Русской речи я почти не слышала.

Перед отделением кардиологии, точнее, реанимации кардиологии, куда я шла находился широкий вход в огромный зал из белого мрамора, высотой в пять-шесть этажей, напоминавший по стилю холл большой советской гостиницы или станции метро в Москве. Зал был поделен на два уровня: на одном, который повыше, расположилось небольшое кафе с булочками и салатами, стояли столики, дальше зона с компьютерами для посетителей, чтобы можно было пользоваться интернетом, а на нижнем по углам поставили большие кресла и стационарные телефоны звонить по всей стране. Я узнала тогда, что внутри страны в Штатах звонки бесплатные. На противоположной от входа в зал стороне высился длинный офисный стол, за которым сидели девушки и работали на компьютерах. Предназначение этого бюро и функций девушек я так и не выяснила, но они там сидели на протяжении всего рабочего времени.

Во второй половине дня обход врачей уже закончен, обстановка более разряжённая, и всем руководят медсёстры. В палате на кресле для посетителей сидела сгорбленная застывшая Сара с сомкнутыми губами. Я поздоровалась. Рядом у компьютера возилась медсестра, опять новая: они постоянно менялись, и сёстры и санитары. На мониторе у кровати давление Игоря было семьдесят на пятьдесят, то есть, не для живых. После того, как поставили сердечную помпу, чтобы продлить его мучения и бессознательную жизнь, а, скорее всего, ещё раз воспользоваться его страховкой, давление стабилизировалось на цифрах, несовместимых с жизнью, и тот театр абсурда, который разыгрывали перед нами врачи, был вполне законным. Клиника спонсировалась теми же источниками, что и университет, которому она принадлежала, так что у студентов всегда была возможность поупражняться: вот тебе такая патология, вот другая, главное пройти мимо родственников с важным видом и поменьше объяснять, а уж если объяснять, то так, чтобы комар носа не подточил, а лучше бы просто отлетел, почти ничего не поняв. Особенно если комар иностранный, то есть не все слова понимает и неправильно выстраивает синтаксическую цепочку.

Игорь умолял не ставить ему никакой помпы. Я опять вспомнила, как это произошло. Перед кроватью замерла группа врачей и студентов. Среди них выделялась какой-то своей надменностью и высокомерием врач, довольно хорошо говорившая по-русски, происходившая из старой эмигрантской волны, родившаяся уже в США и получившая образование тоже в Штатах. Доктор Сокол. Неприятная, закомплексованная и тщеславная, как большинство маленьких женщин. Она разговаривала бездушным голосом с полуоткрытыми водянистыми глазами.

– Игорь, вы понимаете по-английски? Если нет, я повторю вам по-русски, – наклонилась она к моему мужу.

– Говорите, как хотите, я слышу и понимаю, – прошептал Игорь в ответ.