Светлана Макаренко-Астрикова - Перстень сирены, или Как убить ангела. Петербургский роман

Актриса держит паузу. Объемно, полно, эффектно, пауза не давит, но окутывает властно, пленяет, чарует.

…Демирова мнет в пальцах палочку сигареты, неизвестно как вынырнувшую из складок ее свободной туники – платья. – А я чувствовала себя Федрой, которую Ипполит никогда не полюбит в этом времени.. Какая то иная пьеса, знаете, которую ему не записать уже, с голоса.. Он любил работать с голоса, у него были богатейшие интонации. Правда, часто кричал, эмоции… Лицо волевое… Еще понимал всегда структуру момента. Его отец – фотограф. Привычка и на сцене выстраивать» кадр» – при не статичности позы. Вот, видите, этот рисунок – подражание Витезу: ангел изогнутый, в полете… Низвергнутый богом?. Больше половины ангелов от Бога отвернулись, искали свой путь… Что беспокоит художника? Он – современен.. Ищет себя, ищет со – звучий. Так – продлиться, остаться, замереть. Молод, а не надеется на долгую жизнь… страх… Какая загадка. – Демирова задумчиво трет лоб в нетерпении.

– Поздно. Михаил, отвезите меня, мне завтра утром на репетицию. Я Вам позвоню, если вспомню, где видела этот тюрбан. Там рисунок особый, ренессансный, не термидора, а именно, в стиле Романо 9 9 Дж. Романо, итальянский художник эпохи Возрождения, ученик Рафаэля, автор полотна «Дама за туалетом». Автор. . Стал возвращаться к нам ренессанс… Особенно, в одежде, да? Чувствуете? – Она кивает, оглядывая меня, и легко утопая в длинном светлом пальто и петле длинного, складчатого шарфа.

– До свидания. Приятно было увидеть Вас и Лану… Я только вчера читала ее. Перечитывала «Сигары для актрисы». Очень нравится. Легко ее читать. И думать. До свидания. Созвонимся, да? – Перстни слегка давят мне ладонь. Демирова тенью скользит в проеме. Косяк хранит прикосновение пальцев, силуэт… аромат духов. «Серая монахиня»? Во всяком случае, последний парижский аромат, модный…

… – Она его любила… безумно, да, милый? – Ланочка сидит на полу, прижав колени к подбородку. Чуть приоткрыта гардина, в воздухе свист ветра, порывы, ледяная крупа… Осторожно подхожу, протягиваю руку. усаживаю на диван..

– Кого, моя ласточка? – делаю вид, что не разгадал загадку, длю мгновения тайны.

– Витеза. Она одинока. До горечи.. Знаешь. Ее сила в том, что она на сцене, как Сара Бернар – не себя играет, а образ. Потому живет.. Себя бы выжгла давно… – Ланочка серебряно, хрипло выдыхает фразы, как ландыш, остывший на холоде.. Замолчав, тотчас закашливается. После вчерашнего она еще не пришла в себя, а теплая ванна с медом помогла мало… Протягиваю ей кофейную чашку и тост с маслом и ломтиком персика:

– Съешь. Зачем ты сидела на полу? Знаешь ведь – нельзя. Мишка молодец, гаврош, гарсон, держит стиль. Как подыгрывает ей. Паганини для одинокой скрипки… Анька фыркала все, а теперь смотрит, улыбается.. Они вчера ее у себя принимали, так полный восторг, она взяла пару Аниных ребят к себе – курс, класс, уроки.. Чертушка Ворохов наш, ей – богу! – Я не спеша потягиваю теплый шерри из тонкого бокала. – Захочет, луну с неба утащит, радугу перекрасит…

– Зачем? – Лана легко пожимает плечом. – Не надо красить. Пусть свою рисует.. Надо всегда свое рисовать. Штрих, черточку, но свое.. Образ. Иначе – погибнешь…

Я не успеваю ничего возразить. Она выходит на лоджию, в летящий снег, зябко кутаясь в шарф и снежинки не тают на ее волосах, только ночь густеет, расплываясь и плавясь в туманном янтаре, рыбьем жире, дынном золотом меду питерских фонарей, прожекторов, отблесков луны в полосе залива…

Анатолий Зверев. Карандашный рисунок. «Ассевский цикл»

…Она опять надевает на себя. Что то… надевает.. Касаюсь пальцами спины, выпирающих позвонков.. Худа, как.. отощавший ангел. Что она ела вчера? Какие то, сухие остатки пиццы, на соевом тесте, дурацкий, полупрокисший кетчуп, потом этот кетчуп был уже на листе, под ее локтями… Она рисовала кетчупом?! Черт. Не помню…

…И на кухне все – вдрызг, в краске, и кофейных кругах, но кофе – не найти, какая то рыжая бурда, словно в кофемолке окончила жизнь сотня другая тараканов или лисьих хвостов… Рвотный спазм. Едва добегаю до ванной..Что Эффи мешает в эти ликеры, никогда не узнать! Верчу головой, как бешеный пес, разбрызгиваю капли по зеркалу, в котором едва видны ее очертания… Острые, худые позвонки.. Мальчик с собакой Пикассо.. ПикАссо. Пик – ап.. Пин – ап… Лиссу так уже не сфотать, груди опали и болтаются,. как увядшие груши.. А у той… маленькой сирены.. Груди – тоже маленькие… Как раз для ладони…