Давид Лагеркранц - Девушка, которая искала чужую тень

– Слава богу.

Вздрагивая всем телом, Фария упала в его объятия. Джамал повел ее в квартиру и запер дверь на такой же тюремный замок, какой был у ее братьев в Сикле. С той только разницей, что здесь он означал свободу. Они долго молчали. Потом лежали вместе на кровати, целовались и плакали. Фария и сама не заметила, как улетучился страх. Где-то в отдаленном уголке сознания пульсировала мысль о том, что дома, в Сикле, кое-что изменилось. Теперь у отца и старших братьев появился новый враг – Халил.

Мысли Микаэля были слишком заняты Хильдой фон Кантерборг, поэтому он плохо понимал, что говорила ему Малин. На Вестербрун Блумквист взял такси до Рутгер Фухсгатан и теперь из окна машины любовался на загорающих в парке людей. В заливе Риддарфьёрден тарахтел одинокий катер.

– Послушай, Микке, – говорила Малин, – я очень тебя прошу. Это ведь ты втянул меня в эту историю.

– Прости, я немного рассеян, – отвечал Микаэль. – Всему свое время… Так что ты говоришь… ты застала Лео за работой посреди ночи?

– Именно так, – подтвердила Малин. – И мне это показалось странным.

– Наверное, ты решила, что он пишет завещание?

– Дело не в том, что он писал, а как.

– То есть?

– Он ведь был левша, Микаэль. Лео все делал левой рукой, я сразу обратила на это внимание. Но в тот раз он писал правой.

– Хм… действительно странно.

– Мне сразу вспомнилось одно его выступление на телевидении. Тогда Лео демонстрировал какие-то слайды и держал мышь в правой руке.

– Прости, Малин, я что-то не улавливаю.

– Я не договорила. Тогда я не придала этому большого значения, но вспомнила этот момент во время его выступления в Музее фотографии. Я же говорила тебе, что в последние недели моей работы в фонде Альфреда Эгрена мы с Лео сблизились, и я стала обращать внимание на любую мелочь в его поведении. Ну, например, на то, как он берет разные предметы.

– Понимаю.

– И вот во время лекции в Музее фотографии Лео взял бутылку со стола правой рукой…

– Так.

– Но крышку отвинтил левой. Потом налил воды в стакан, который опять-таки держал в правой руке. Вот на что я обратила внимание. А потом подошла к нему поговорить.

– И разговор вышел неудачный, насколько я понимаю.

– Совершенно верно. Я поняла, что он хочет от меня отделаться, и как можно скорее. Он плеснул вина в бокал, который, опять-таки, держал в правой руке. У меня мурашки по спине побежали.

– Что-то неврологическое?

– По крайней мере, так объяснил это сам Лео.

– Что? Ты все-таки говорила с ним на эту тему?

– Не я. Я тогда вообще чувствовала себя круглой дурой. Я снова и снова прокручивала передачу с его участием – и не верила своим глазам. Наконец позвонила коллегам. Но только для того, чтобы окончательно убедиться в том, что сошла с ума. Они ничего не заметили, Микке! Никто ничего не заметил. Однако у меня еще оставалась моя Нина Вест – валютный маклер и зоркий глаз. Единственный, кроме меня, человек, который обратил внимание на странности Лео. Можешь себе представить, как мне было приятно это услышать! И она расспросила его об этом.

– И что он сказал?

– Что у него амбидекстрия. То есть и левой, и правой рукой он управляется одинаково хорошо. Я смотрела в Интернете, Микке, их только один процент. Один процент от всего человечества, можешь себе представить? Среди амбидекстров есть известные спортсмены – например, Джимми Коннорс [30] Джеймс Скотт «Джимми» Коннорс (р. 1952) – выдающийся американский теннисист, бывшая первая ракетка мира. , ты его знаешь?

– Конечно.

– После смерти матери Лео неожиданно переменил руку. Это был знак начала его новой жизни, первый шаг к освобождению.

– Есть ли какое-нибудь объяснение этой его особенности?

– Не знаю. Но гиперакузия и амбидекстрия – не слишком ли много для одного человека?

Микаэль молчал, глядя в сторону Цинкенсдамма.

– Нет, почему же? – возразил он. – Лично я не вижу здесь никакого противоречия… – Он задумался. – И все-таки ты права. Что-то в его истории не стыкуется. Кажется, мы с тобой договаривались о встрече?

– Совершенно верно, – согласилась Малин.

Микаэль дал отбой и продолжил путь в сторону Сканстюлла, к Хильде фон Кантерборг.

За последние несколько лет Ян Бублански проникся большой симпатией к Лисбет Саландер, тем не менее в ее присутствии ему было не по себе. Он знал, что она недолюбливает службы правопорядка, что было вполне понятно, принимая в расчет ее прошлое. Но Ян Бублански не терпел необоснованных обобщений.