Давид Лагеркранц - Девушка, которая искала чужую тень

– А что говорит машинист поезда метро?

– Его зовут Стефан Робертссон, и его показания стали главным подтверждением версии самоубийства. Робертссон как будто не сомневается в том, что Джамал прыгнул сам. Но нельзя забывать, что он был в шоке. Кроме того, подозреваю, что здесь сыграли роль наводящие вопросы следователя. «Каким образом это произошло?» – полицейские просто не видели других вариантов развития событий. На первом допросе – прежде чем Робертссон успел сформулировать для себя более логичную историю – он говорил, что Джамал сильно размахивал руками, так что казалось, будто рук у него больше, чем должно быть у нормального человека. Но потом он такого ни разу не повторял. Более того, чем больше проходило времени, тем больше прояснялась сохранившаяся в его памяти картина. Странно, не так ли?

– А охранник на перроне был? Он-то не мог не заметить злоумышленника?

– Охранник смотрел фильм на «Айпэде». Он утверждает, что люди на перроне действительно были, но в основном те, кто выходил из поездов. Ничего особенного он не заметил.

– Что все-таки зафиксировали камеры слежения?

– Ничего особенного, но я обратила внимание на одну вещь. Почти всех попавших в объектив пассажиров можно легко распознать в лицо. Кроме одного – высокого молодого человека, который заговорил с библиотекаршей. Он постоянно отворачивался от камеры или втягивал голову в плечи, так что лица не было видно. При этом его движения очень характерны – дергающиеся, нервные. Просто удивительно, что у меня до сих пор не дошли руки до этого типа.

– Понимаю, – кивнул Микаэль. – Обязательно к нему присмотрюсь.

– Теперь мы переходим к тому, за что, собственно, была осуждена Фария Кази, – объявила Анника, но тут разговор был прерван появлением официанта и шумной группы подростков, направляющихся по улице куда-то в сторону Шиннарвиксбергет.

Хольгер Пальмгрен лежал в постели, мучаясь от страшной боли в ноге. В голову лезли всевозможные кошмары, вроде стихийных бедствий или сцен войны в Сирии. И неудивительно – будто сотня острых ножей разом вонзилась Хольгеру в бедро. Кроме того, он хотел пить и почти ничего не ел с утра. Когда еще придет заботливая Лулу… если она, конечно, сегодня вообще соизволит заглянуть к нему.

День пошел не так с самого утра. Телефон сломался, так что ждать помощи было неоткуда. Даже хамоватая Марита забыла о старике. Пересохшее горло болело. При этом в комнате стояла такая невыносимая духота, что мысли в голове окончательно смешались. Ведь за весь день помещение не проветривалось ни разу. Самое время было воспользоваться устройством экстренного вызова, которое висело у него на шее на шнурке, но Хольгер медлил. Он прислушивался к звукам снаружи, где раздавались голоса и гудел лифт, двери которого все время лязгали на других этажах.

Пальмгрен выругался и перевернулся на другой бок. Одна мысль мучила его больше болей и жажды – воспоминание о вчерашнем разговоре с Мартином Стейнбергом. Конечно, Стейнберг тот еще плут. Но вместо того, чтобы звонить ему, Хольгеру следовало бы связаться с психологом, чье имя упоминалось в документах. Хильда фон Кантенборг, кажется, так ее звали. Это она рассказала матери Лисбет о секретных списках, нарушив тем самым подписку о неразглашении. Она одна могла помочь Хольгеру, а не доктор, ответственный за весь проект в целом. Каким же идиотом он себя выставил! Жажда становилась невыносимой. Что, если закричать изо всех сил? Может, кто-нибудь из соседей услышит и придет на помощь…

Хольгер набрал в грудь воздуха, когда на лестничной площадке послышались шаги. Вне сомнения, кто-то направлялся к нему в квартиру. Мышцы лица сами собой расслабились, губы расплылись в улыбке. Конечно, это Лулу, его милая, заботливая Лулу…

– Привет, дорогая! – произнес он как мог громко. – Ну, а теперь рассказывай, как все прошло в Ханнинге? С этим… как бишь его там звали…

Но Хольгеру никто не ответил. Дверь открылась, а потом захлопнулась. Кто-то вытирал ноги о коврик в прихожей. Потом послышались шаги, легче, чем Лулу, и в то же время ритмичные и уверенные. Хольгер беспокойно заерзал и начал высматривать поблизости предмет, которым можно было бы обороняться. Но в следующий момент облегченно вздохнул, увидев в дверном проеме высокую женщину в черном пуловере. Незнакомка улыбалась. На вид ей было не меньше шестидесяти. Лицо с правильными чертами излучало приветливость и дружелюбие; в руках коричневая кожаная сумка, какие раньше носили врачи. Женщина приблизилась. Хольгер обратил внимание на ее безукоризненную, благородную осанку.