Маргарет Миллар - Стены слушают

– Вы просили остановиться, – сказал он. – Отлично. Мы остановились. Так поторопитесь, купите чашку кофе или что вам еще хотелось, и едем дальше.

Потянувшись через нее, Руперт отворил дверцу. Его спутница почти вывалилась из машины, но при этом крепко ухватила сумочку. Быстрый, точно рассчитанный жест разоблачал притворство. Оно входило в игру, хотя Руперт все еще не понимал цели. Скоро месяц, как она играла роль, произнося не своим голосом не ею придуманные строчки и не свойственные ей слова. Казалось, она забыла, кто она такая на самом деле. Лишь однажды она вышла из границ роли, так сказать, вернулась в себя, поясняя стоявшему в кухне О'Доннелу:

– Я смываюсь отсюда.

О'Доннел спросил:

– Не держа обиды, а? Не бойтесь, никому не скажу, не хочу неприятностей. Только дайте мне денег добраться домой...

Деньги! Ключевое слово. Руперт смотрел, как она пересекает место, отведенное для паркинга, и, направляясь к прилавку бара, прижимает сумочку к груди, словно чудовищного золотого младенца.

Он ждал, пока она усядется за прилавком, чтобы выйти из машины и как можно бесшумней притворить за собой дверцу. К югу от кофейного бара находились остальные помещения и телефонная будка. Направляясь к будке, он сделал большой крюк, стараясь не попасть в свет неоновой вывески. Он знал, если бы он настаивал на остановке, она сразу бы заподозрила неладное и не выпустила бы его из поля зрения или слуха. Но так как на остановке настояла она сама, подозрений не возникло. Она сидела, попивая кофе и жуя пирожок, положив сумочку на прилавок перед собой, где ее можно было в любой момент схватить.

Войдя в телефонную будку, Руперт вложил монету в щель и набрал междугородный номер. Время было позднее, и наплыв звонков миновал. Вызов немедленно приняли.

– Алло.

– Мистер Додд?

– У телефона.

– Мы с вами лично не знакомы, но у меня есть предложение, которое может вас заинтересовать.

– Чистое?

– Вполне чистое. Я знаю, вы разыскиваете Эми Келлог.

– Так что?

– Могу сообщить вам, где она находится. В ответ на вашу услугу.

Человек за прилавком подогрел кофе на маленькой спиртовке.

– Чуть-чуть подогреем, мэм?

Она посмотрела озадаченно:

– Простите?..

– Это мой способ объясняться. Я хотел сказать: не желаете ли еще чашечку кофе, бесплатно?

– Благодарю вас.

Он подлил ей кофе и налил чашечку себе.

– Далеко едете?

– Просто путешествуем, рассматриваем страну.

– Как цыгане? Я тоже люблю так бродяжничать.

Слово резануло слух. Оно означало жизнь бездомных, нищих людей, способных своровать что придется. Положив руку на сумочку, она сердито ответила:

– Мы не цыгане. Разве я похожа на цыганку?

– Нет, конечно. Я не так выразился. Я хотел сказать, что, например, вы снимаетесь с места и уезжаете, не зная куда.

– Я знаю, куда направляюсь.

– Конечно. Все в порядке. Просто хочется поболтать. Дела идут неважно. Мало с кем случается общаться.

Она сообразила, что сделала ошибку, отвечая ему так резко. Он запомнит ее гораздо живее. Она попыталась исправить промах, приятно ему улыбнувшись:

– Какой тут ближайший город?

– Если по шоссе, я не стремился бы в города. Лучше любоваться пейзажами. Они из прекраснейших в мире. Дайте подумать. Пожалуй, ближайший отсюда город Сан-Луи-Обиспо более или менее похож на город. Когда доберетесь, окажетесь на высоте сто один. Это главный путь.

– Это далеко?

– Порядочный кусок. Я бы на вашем месте срезал путь к Пазо-Робль из Камбрии. Так вы быстрее доберетесь до сто первого...

– Автобус тут ходит?

– Не часто.

– Но есть один?

– Непременно. Я попробовал договориться, чтобы пользовались моим заведением, как остановкой для ленча. Но они считают, что оно недостаточно велико и обслуга нерасторопна. Да, кроме меня и жены, никого.

– Сколько у вас осталось пирожков?

– Шесть-семь.

– Я возьму все.

– Отлично. Это будет пятьдесят два цента вместе с кофе.

Она раскрыла кошелек под прилавком, чтоб он не увидел, сколько у нее денег. Она толком и сама не знала, но похоже было, что много, достаточно, чтоб освободиться от Руперта. "Если я смогу сбежать от него, если спрячусь в лесах... Я не боюсь темноты, кроме той, в которой затаился он..."

"Он!" – это звучало как проклятие, как грязное слово.

Он сидел за рулем машины, когда она вышла из кофейного домика. Для удобства во время поездки она надела туфли на гладкой подошве и двигалась с неторопливой грацией, совсем не похожей на ее городскую походку, шаткую и вихляющую, как у маленькой девочки, первый раз надевшей мамины туфли на высоких каблуках.