Маргарет Миллар - Стены слушают

Она отшатнулась, словно он стукнул ее по голове.

– Зачем это?

– Чтоб вы не вывалились. "Чтобы не поддаться искушению выпихнуть тебя отсюда".

– Много еще осталось?

– Мы не проехали и половины пути.

Она пробормотала несколько слов, которых он не понял: это могла быть молитва, могло быть проклятье. Затем:

– Меня тошнит.

– Примите пилюлю.

– От всех этих поворотов у меня заболел живот, неужели нет другой дороги, более прямой и ровной?

– На лучших дорогах больше машин. Вас куда сильней затошнило бы, если б вы услышали вой полицейской машины сзади.

– Полиция не ищет эту машину. Полицейские не знают, что у Джо была машина. Вероятно, они не знают даже, кем он был. Я вытащила бумажник из его кармана, и это затруднит их поиски.

Но в ее тоне не было уверенности, и через минуту она добавила:

– Что мы будем делать, когда приедем туда?

– Предоставьте это мне.

– Вы обещали присмотреть за мной.

– Я присмотрю за вами.

– Мне не нравится, как вы сказали это. Почему бы нам не составить план действий прямо сейчас, прямо здесь? Больше ведь делать нечего.

– Любуйтесь видами.

– Мы могли бы выработать решение о том...

– Решение готово. Планы составлены. Вы пятитесь назад.

– Назад? Не всю дорогу назад?

– Вы начнете прямо с того места, где остановились. Всем будете повторять, что уезжали немного отдохнуть, а теперь намерены возобновить обычный способ жизни. Держитесь естественно и, главное, не болтайте. Запомните – это не совет, это приказ.

– Я не обязана подчиняться. У меня есть деньги. Я могу исчезнуть, могу затеряться в городе.

– Ничто не порадовало бы меня больше. Но это не сработает.

– Хотите сказать – не дадите этому сработать, – горько заметила она. – Вы расскажете.

– Расскажу. Все, что знаю. Даю обещание.

– Вас не заботит, что будет со мной, ведь не заботит?

– Ни дьявола не заботит. Если б вы превратились в дым, я открыл бы окна и проветрил машину.

– Вы стали... вы очень переменились.

– Убийство меняет людей.

Несмотря на шум мотора, Руперт услышал, как она резко втянула воздух. Он повернулся и взглянул, желая никогда не видеть ее больше. Она теребила красный шелковый шарф, повязанный на голове, словно он душил ее, не давая вздохнуть.

Руперт приказал:

– Оставьте это как есть.

– Почему?

– Ваши волосы слишком заметны, чтобы не сказать больше. Прячьте их, пока сможете зайти в парикмахерскую и переменить их цвет.

– Я не хочу менять. Мне они нравятся такими. Мне всегда хотелось стать...

– Не трогайте шарф.

Она перевязала шарф под подбородком, качая головой и бормоча про себя что-то. Он подумал: "Она достаточно перепугана, чтобы слушаться приказаний. Это хороший признак, единственно хороший, она боится".

В течение получаса они не встретили и не обогнали ни одной машины, не увидели никакого жилья, никакого признака присутствия человека. Будто последними были строители этой дороги, а строили ее давно, судя по состоянию. В некоторых местах она подтаяла на солнце, словно бетон перемешали с сахаром. "Сахарная дорога, – мрачно подумал Руперт. – Если у меня будет будущее, если доживу до того, что поеду тут опять, такое название за ней останется".

За следующим поворотом вдали, между массивных деревьев, замерцал слабый свет, как в конце длинного темного туннеля. Он знал, что она заметила его тоже. Опять пошли жалобы на голову и желудок.

– Меня тошнит. Я хочу стакан воды.

– У нас нет воды.

– Вон что-то светит вдали. Наверное, это лавка. Вы можете купить аспирин для моей головы и достать немного воды.

– Останавливаться опасно.

– Я же говорю вам, я не могу больше. Мне так нехорошо, чувствую, что умираю.

– Давайте, умирайте.

– О! Вы чудовище, изверг... – Конец эпитетов потерялся в череде глубоких, сухих рыданий.

Он сказал:

– Хватит дурака валять.

Она продолжала рыдать, согнувшись пополам, закрыв рот руками.

Зарево меж стволов превратилось в неоновую вывеску над бревенчатыми постройками и дряхлым кофейным баром у сторожки деревьев-близнецов.

Руперт съехал на обочину и затормозил. В окнах домиков было темно. Но в кофейне горел свет, и человек за прилавком читал книжку в мягкой обложке. Он то ли не услышал машины, то ли напал на интересное место в книжке, потому что не поднял глаз.

На заднем сиденье залаяла собачка, возбужденная запахами леса и плеском ручья позади построек. Руперт велел собачке замолчать, а женщине – выйти из машины. Ни та, ни другая не послушались.