Флинн Берри - В опасности

Приход дежурного юрисконсульта был не для того, чтобы осведомить меня о процессе, это был первый акт давления. Полицейские могли бы подождать, пока мне предъявят обвинение, но они хотят убедиться в том, что у меня есть время все обдумать до первых судебных слушаний. Два года или двадцать лет.

– Устали? – спрашивает Моретти.

– Да.

Он улыбается мне. В какой-то момент мне кажется, что он меня отпустит. Молчание затягивается.

– На столбике перил ваши отпечатки пальцев.

Я внимательно разглядываю его лицо.

– На каком именно?

– На том, куда вы привязывали собачий поводок.

– Наверное, я коснулась его не в тот раз.

– Они близко от пола. Чтобы туда дотянуться, вам пришлось бы встать на колени. – Он поправляет галстук. – На одном из пальчиков – собачья кровь.

– Покажите мне фотографию столбика.

Моретти выходит из комнаты. Я дышу хрипло и громко. Не припомню, позволяется ли детективам врать на допросах. Это такой важный юридический постулат, что я поверить не могу, что его не знаю. Может, ему позволено говорить все что угодно.

Томительно тянутся минуты. Я пытаюсь что-то разглядеть за черным зеркалом, но вижу лишь отражение своего испуганного землистого лица. Он хочет уйти на пенсию. Насколько для него важно это сделать после удачно раскрытого дела? Раньше я над этим никогда не задумывалась. В тот день к перилам я не притрагивалась, а вот к собаке – да. Я коснулась рукой ее бока, пока она висела. Я знала, что она мертва, но все же хотела ее успокоить.

Я наверняка оставила отпечатки пальцев еще где-то в доме. Ему всего лишь нужно поменять бирку на фото места, где нашли отпечатки. Дом уже прибрали и пропылесосили. Я не смогу доказать, что это ошибка или умысел.

Моретти не возвращается, и констебль уводит меня в камеру.

Детектив обкладывает меня со всех сторон. Когда я обмолвилась о характерных для обороны ранах, он пожал плечами. Он может решить, что нужно вспомнить о моих царапинах или ссадинах.

Я не сплю. Вместо этого я представляю себя присяжной, выслушивающей стороны обвинения и защиты, а также свидетелей. Не знаю, станет ли ясно, что полиция нечиста на руку, или что-то во мне легко заставит присяжных поверить, что это так.

Констебль отпирает дверь и произносит:

– Следуйте за мной.

Мы идем по залитому солнцем коридору. Наверное, уже утро четверга. По лицу констебля не скажешь, то ли мне через несколько минут предъявят обвинение, то ли выпустят.

Полицейский подает мне мою одежду и сумочку. Моретти в комнате нет. Интересно, сидит ли он где-то в здании, следит за всем по видеомонитору? Обвинения мне не предъявляют. Наверное, он все наврал об отпечатках на перилах.

Я быстро ухожу прочь от полицейского участка. Утро прохладное и промозглое, солнце спряталось за пеленой серых туч. Ноги у меня подкашиваются, грудь давит. Я впиваюсь ногтями в локти и словно плыву по дороге.

Когда я доезжаю до Марлоу, «Изумрудные ворота» уже открыты. Я заказываю блинчики с луком-пореем, чау-фунь и клецки. Ем жадно, разделывая блинчики руками, хватая еду крупными кусками. Во время этого я не думаю ни о чем, кроме вкуса.

Когда тарелки пустеют, я откидываюсь на спинку стула, гляжу в окно и размышляю, что же делать дальше.

Прошлым вечером на станции я начала строить планы. Не хотела, но сдержаться не смогла. Путешествовать, спать под открытым небом.

Я возвращаюсь в «Охотники», чтобы собрать вещи. Сегодня я переночую у Марты в Лондоне, и от этой мысли меня охватывает такое облегчение, что чуть ноги не подкашиваются.

Прежде чем уложить лэптоп, я раскрываю его на кровати. Экран оживает. Я проверяла его больше недели назад, еще до поездки в Корнуолл.

Пол Уилер нарушил условия досрочного освобождения. В выходные он напал на женщину в районе Холбек, на юге Лидса. Милли Атхилл. Имя смутно знакомое, но точно не припомню. Он шел за ней до самого дома. На этот раз ему предъявят куда более серьезные обвинения. Пол совершил преступление, находясь на испытательном сроке, и это рецидив. Это уже повторное нападение на ту же жертву. Прокурор, скорее всего, сможет доказать нанесение жертве психологической травмы.

Совершенно случайно наверху оказался брат Милли, и они вдвоем смогли скрутить Пола.

Максимальное наказание за тяжкие телесные повреждения – пожизненное заключение, и адвокат, давший интервью для статьи, полагает, что Пол получит такой срок или очень похожий.