Тесс Герритсен - Клуб Мефисто

Маура перевела взгляд на прижатую к левому боку руку жертвы. И увидела кольцеобразные синяки, подобные жутким браслетам вокруг запястья. Она подняла глаза и встретила взгляд Джейн. И в этот короткий миг злость друг на друга у них обеих разом прошла: ее затмила воображаемая картина последних мгновений жизни Сары Пармли.

– Он сотворил это с нею, когда она была еще жива, – проговорила Маура.

– Все эти порезы... – Джейн сглотнула. – На такое, должно быть, ушел не один час.

– Когда мы ее нашли, у нее вокруг целого запястья и обеих лодыжек была затянута нейлоновая веревка, – пояснил Кибби. – А концы ее привязаны к гвоздям, вбитым в пол, так что бедняжке было не пошевельнуться.

– Он не сделал такое даже с Лори-Энн Такер, – заметила Маура.

– С той, которую убили в Бостоне?

– Ее расчленили. Но не пытали. – Маура обошла вокруг каталки и, подойдя к телу с левой стороны, взглянула на культю запястья.

Рассеченная плоть ссохлась, потемнела и затвердела, мягкие ткани сморщились, и сквозь них проглядывала разрезанная кость.

– Возможно, он что-нибудь хотел от нее, – предположила Джейн. – Поэтому, должно быть, и пытал.

– Думаете, допрос? – изумился Кибби.

– А может, наказание, – сказала Маура, глядя на лицо жертвы.

Она вспомнила слова, нацарапанные на ее собственной двери. И на стене в спальне Лори-Энн Такер. "Я согрешила".

"И это расплата?"

– Это не случайные разрезы, – заметила Джейн. – А кресты. Религиозные символы.

– Он нарисовал их и на стенах, – сообщил Кибби.

Маура посмотрела на него.

– На стенах еще что-нибудь было? Другие знаки?

– Ну да. Полно всякой чудной дребедени. Меня бросило в дрожь, скажу я вам, стоило только переступить порог. Джо Джуревич сам вам все покажет, когда пойдете с ним туда. – Он глянул на тело. – Уже по всему этому можно сказать, что вас ждет там. И так понятно, что мы имеем дело с помешанным.

Маура закрыла мешок, застегнув молнию над запавшими глазами жертвы, над роговицами, подернутыми пеленой смерти. Вскрытие предстояло делать не ей, но она не нуждалась ни в скальпеле, ни в зонде, чтобы понять, как умерла бедняга: ответ был вырезан на теле жертвы, и она это увидела.

Они задвинули каталку обратно в холодильник и сняли перчатки.

Моя руки над раковиной, Кибби сказал:

– Десять лет назад, когда я перебрался в округ Ченанго, думал, это и правда благословенное местечко. Кругом чистый воздух, холмы. Люди всегда приветливо машут руками, угощают пирогами, когда приходишь к ним с визитом на дом. – Он вздохнул и выключил воду. – Но от этого никуда не денешься, разве нет? Большой город или маленький – везде и всюду мужья убивают жен, а молодняк колотит друг дружку да хапает все подряд. Но я и подумать не мог, что когда-нибудь увижу проделки психопата. – Он оторвал бумажную салфетку и вытер руки. – Только не в таком захолустье, как Пьюрити. Вот сами увидите, тогда и поймете.

– Это далеко отсюда?

– Часа полтора, может, два. Зависит от того, готовы ли вы рисковать жизнью и ехать на большой скорости по проселкам.

– Тогда лучше поспешить, – сказала Джейн, – если мы хотим найти там еще и мотель.

– Мотель? – Кибби усмехнулся. – Лично я на вашем месте остановился бы в Норвиче. А в Пьюрити вы вряд ли что найдете.

– Неужели он такой маленький?

Кибби выбросил салфетку в мусорный бак.

– Маленький.

Стены в мотеле были тонкие, словно картонные. Лежа в постели, Маура слышала, как в соседнем номере Джейн разговаривает по телефону. "Как, должно быть, приятно вот так позвонить мужу и вместе громко смеяться. Или обниматься и целоваться на людях, не оглядываясь ни на кого, кто мог бы узнать и осудить". Ее разговор с Даниэлом был кратким и будто краденым. В трубке слышались посторонние голоса: он был в помещении не один – его слышали другие люди, и голос у него был довольно сдержанный. И она недоумевала: неужели между ними теперь так будет всегда? Их скрытая личная жизнь и та жизнь, которую они ведут на глазах у людей, будут всегда оторваны друг от друга и никогда не пересекутся? Это и есть расплата за грех. Не адский огонь и проклятие, а разбитое сердце.

Меж тем в соседнем номере Джейн закончила болтать по телефону. Спустя некоторое время у нее заработал телевизор, а вслед за тем Маура услышала шум воды в душе. Их разделяла всего лишь тонкая стенка, однако преграда, вдруг выросшая между ними, была крепче любого дерева и гипса. По приезде в Бингхэмтон они почти не разговаривали, и сейчас даже звук работавшего у Джейн телевизора действовал Мауре на нервы. Она спрятала голову под подушку, чтобы не слышать никакого шума, но от голоса совести, звучавшего у нее в голове, ей было не спрятаться. И даже когда в номере у Джейн все наконец стихло, Маура лежала с открытыми глазами и считала минуты, потом часы...