Дейвид Мейсон - Тень над Вавилоном

Помощник министра финансов с оскорбленным выражением на жабьем лице опустился обратно в кресло. Бернсайд подмигнул Соренсену, у которого от невероятности происходящего отвисла челюсть. Скаукрофт дождался, когда стихнут приглушенные пересуды за столом, и обратился к Келли:

– Джон, думаю, что будет лучше, если вы объясните ситуацию, какой ее видит госдепартамент. Должен сказать, – Скаукрофт бросил предупреждающий взгляд в сторону Бернсайда, – что президент полностью согласен с оценками этого ведомства. Джон?

Келли начал говорить, с трудом сдерживая негодование по поводу непочтительного вмешательства Бернсайда.

– Если говорить упрощенно – на карту поставлено будущее Ирака как государства. По существу, Ирак состоит из трех отдельных государств в государстве. Без сильного руководства из центра он, вне всяких сомнений, распадется – возможно, очень быстро. На севере курды постараются создать независимый Курдистан. Магометане-шииты на юге тоже отделятся и, скорее всего, попытаются построить государство на базе Басры – древней провинции Оттоманской империи. Ну а меньшинству магометан-суннитов придется довольствоваться тем, что останется в центральной части Ирака. Однако суть в том, что ни одному из этих трех новообразований, вероятно, не удастся выжить как отдельному самостоятельному государству. Просто-напросто слишком сильно будут задеты интересы соседних держав. Я имею в виду главным образом Турцию и Сирию, но, возможно, прежде всего стоит говорить об Иране. Все эти три государства были бы втянуты в вакуум, образовавшийся при распаде сегодняшнего Ирака.

– Давайте разберемся с каждой страной по очереди, – продолжал Келли. – У Турции хватает своих внутренних проблем с десятью миллионами этнических курдов, живущих на ее территории. Турецкое правительство вряд ли будет поощрять возникновение нового и почти наверняка враждебного соседнего государства, откуда будут исходить политические, а возможно, вооруженные нападки на Турцию. Действия Сирии частично зависели бы от поведения Ирана. Сирийцы ненавидят режим Саддама Хуссейна и давно жаждут поглотить Ирак, создать «большую» Сирию. Режим президента Асада во многих отношениях столь же нелицеприятен, сколь и режим Хуссейна. За одним исключением – Ливан. Асад не решился на интервенцию, подобную той, что предпринял Ирак, но нет никаких сомнений, что Сирия не преминет воспользоваться развалом иракского государства как оправданием для вторжения. Правящие партии как в Сирии, так и в Ираке называют себя «Баас». И та и другая смоделированы по образу нацистской, но это не мешает им ненавидеть друг друга. Совершенно очевидно лишь одно: Асад наверняка не потерпит какого-либо вмешательства со стороны Ирана. К сожалению, подобное вмешательство Ирана, на наш взгляд, неизбежно.

Для пущего эффекта Келли сделал паузу и затем продолжил:

– Вот уже многие годы Иран и Ирак уравновешивают друг друга в борьбе за власть на Ближнем Востоке. Вспомните, какой «удобной» – хотя это и не совсем подходящее слово – была война между этими двумя странами. В результате же распада Иран весьма просто останется доминирующей экономической и военной силой в Персидском заливе, и никто ничего не сможет с ним поделать. Вначале иранское вмешательство будет носить тот же характер, что и у турок. У Ирана свои проблемы с курдами – их количество внутри страны тоже велико. Фактически – около пяти миллионов. По причинам, схожим с турецкими, Иран будет сильно сопротивляться созданию любого независимого курдского государства. Вторым вероятным шагом Ирана, пока внимание мировой общественности будет отвлечено на курдский вопрос, станет возобновление споров по поводу территориальной принадлежности различных с виду незначительных островов в Персидском заливе. Ну а третьим – в то время как все остальное будет идти своим чередом – явится слишком хорошо знакомый экспорт исламского фундаментализма в оставшиеся центральные и южные районы Ирака и за его пределы. Господа, возможно, кое-кому из вас покажется, что я тут нарисовал уж слишком мрачную картину и что иранский экстремизм в перспективе не так уж страшен, как это было какой-то год или два назад. Вслед за смертью аятоллы Хомейни и вступлением в должность президента Рафсанджани действительно видно, что Иран выказывает признаки более разумного подхода в отношениях с Западом. Я подчеркиваю слово «видно». Могу вас заверить, джентльмены, что это поверхностная видимость. Более того, полнота власти Рафсанджани в лучшем случае сомнительна. Приверженцы жесткого курса по-прежнему обладают огромным влиянием. Так может ли кто-либо из вас, – спросил Келли, обводя глазами сидящих вокруг стола и приберегая особенно пристальный взгляд для генерала Бернсайда, – со всей откровенностью сказать, что будет рад увидеть, как Иран становится неодолимой и доминирующей державой на Ближнем Востоке в целом и в районе Персидского залива в частности, со всеми вытекающими отсюда последствиями?