Дейвид Мейсон - Тень над Вавилоном

К 21.45, за пятнадцать минут до того, как должна была произойти диверсия, Берн и Акфорд осторожно подогнали машины на пару сотен ярдов от зданий. В ожидании они замерли на месте. Как только Берн увидел первую вспышку, он завел двигатель своей машины, шум которого потонул в реве пламени и грохоте последовавших взрывов. Акфорд в задней машине сделал то же самое. Они ждали, когда появятся солдаты, чтобы посмотреть, чем же те займутся. Берн понимал, что момент начала движения требует очень тщательной прикидки.

По прошествии целых недель или даже месяцев смертельной скуки и бездействия наконец-то произошло что-то такое, что привлекло и удерживало внимание несчастных иракских солдат, посланных на эту Богом забытую пограничную заставу. Любой огонь завораживает – только-только проснувшиеся солдаты вначале просто стояли и глазели на него. Затем, возбужденно переговариваясь, они стали передвигаться поближе к нему, чтобы было теплее.

Ругаясь, угрожая и стараясь перекричать рев бушующего пламени, лейтенант сделал тщетную попытку заставить своих людей хоть как-то действовать. Единственным ответом на его призывы послужила бурная, полная ехидства тирада от огромного полуодетого, но теперь уже совсем проснувшегося капрала о том, что если он, лейтенант, жаждет пойти и помочиться на этот вулканический огонь из того бесполезного собачьего зибба под названием ручная помпа, который является единственным противопожарным средством в этом престижном военном заведении, то тогда это его, лейтенанта, привилегия. Он, капрал, тогда помолится за его, лейтенанта, славное будущее в раю в легендарном окружении прекрасных, пухлых и заботливых служанок, шелковых занавесок, чистой проточной воды, обильных яств, изысканных фруктов и прочего в том же духе.

Лейтенант сдался. Грызя ногти от отчаяния перед возможными последствиями после того, как начальство узнает об этой катастрофе (он почти сразу же решил не докладывать о ней несколько дней, пока не заметет следы), лейтенант мрачно отступил в сторону и наблюдал, как то немногое, что оставалось от его до сих пор непримечательной карьеры, возносилось в небеса вместе с огромными клубами густого черного дыма.

Если бы он, или кто-то из его солдат, обернулся назад ровно в 22.05, то, возможно, как раз заметил бы, как темные силуэты двух изрядно испачканных санитарных машин проследовали мимо по дороге, ведущей на север, не далее чем в тридцати ярдах от них.

Но никто так и не обернулся. Две машины проскользнули дальше, оставшись незамеченными.

Команда Хауарда была в Ираке.

Джон Кируин бросил взгляд на верхнюю консоль слева от стола, на которой зажегся световой сигнал «тревога». Световая точка рядом с центром круглого экрана мигала в такт вращению сканирующего луча. Подтверждающий сигнал о наличии стартового следа ракеты со спутника вспомогательной спутниковой системы обнаружения, рассеянно подумал Кируин: строго говоря, пока что это еще не его епархия. Сигналом должен был уже заниматься НОРАД, [23] НОРАД – NORAD (англ.) – Объединенное командование ПВО Североамериканского континента. и ему достаточно скоро сообщат, необходимо ли дальнейшее его изучение. Кируин набрал код на клавиатуре консоли, чтобы запустить стандартную программу для анализа следа, и вернулся к работе с основным экраном, где он заканчивал составление оценки результатов бомбового удара, ОРБ, по иракскому ядерному объекту в Эль-Атире.

Головоломка с Эль-Атиром целиком поглотила Кируина, который со времен серьезных неудач во время «войны в заливе» потратил сотни часов на просчитывание и улучшение других программ по ОРБ. В случае с Эль-Атиром, составляя подробный анализ состояния наземных объектов, он был поставлен в сложные условия, его анализ спутниковых разведданных сравнивался с результатами непосредственного осмотра местности. Кируин не знал, какова была оценка наблюдателей, и не должен был ее узнать до вынесения собственного заключения. Все происходило одновременно и в реальном масштабе времени. Кируин бился над этим уже четыре часа и должен был вот-вот закончить.

Он с удовольствием принял вызов, и ему нравилось то, как у него все выходит. К работе он относился серьезно. Собственно, как и все его коллеги по Национальному бюро разведки (НБР), отметил он, но ему никак не удавалось, подобно им, работать в непринужденном, шутливом стиле, оставаясь при этом исключительно преданными своему делу. Он знал, что все они – на редкость способные и талантливые люди, как знал и то, что сам он тоже хорош в своем роде. У него все получалось как-то естественно. В своей приверженности к работе он не видел ничего примечательного и не считал, что обладает каким-то особым талантом. Единственной меркой для него служило то очевидное уважение, которое проявляли к нему его соратники, порой его даже удивляло, что они относятся к нему, как к ровне. Да, конечно, все снова и снова он выдавал результаты, которые вызывали у них восхищение. Но когда это происходило, он относил все на счет счастливых озарений, и для него не было выше награды, чем небрежные, весьма сдержанные комплименты коллег и как результат – возникающее при этом чувство товарищества. Ему было особенно приятно сознавать, что его признавали своим, «одним из команды».