Ричард и Рейчел Хеллер - Тринадцатый апостол

Под руководством наставника старший из послушников вылил жир на кучу хвороста, позаботившись о том, чтобы самая большая порция попала на нижние вязанки, и уменьшая количество жира по мере подъема к верхним вязанкам. Этот жир был вытоплен тем же утром из самой жирной, самой вонючей, самой старой, рябой и больной крестьянской свиньи, которая умерла, визжа от боли и ужаса, неподалеку от камеры узника, чтобы тот мог ее слышать.

Две тряпицы смочили остатками жира. Наставник использовал их для того, чтобы намазать еретика. И пока он мазал вонючим тягучим жиром обнаженные плечи узника и его бритую голову, он продолжал наставлять своих подопечных. Жир следует равномерно наносить на обнаженную плоть, чтобы поддержать разгорающееся пламя, и хорошо еще пропитать им джутовые веревки, чтобы те дольше горели.

Все это время узник продолжал хранить молчание.

Наставник сделал знак послушникам отойти назад, а затем и сам присоединился к монахам.

Все они ждали, устремив глаза к небесам. Согласно положениям инквизиции, искупляющее грех пламя должно возжигать с первой звездой. Я молил Господа, чтобы на темнеющем небосклоне не появилось ни одной звездочки. И какое-то время так оно и было.

В сгущавшихся сумерках показались три птицы, летевшие к горизонту и почти незримые в вышине, одна из них вела за собой двух других. Они громко перекликались в ночном небе, продолжая свой полет в том же порядке. Я знаю, это было свидетельством, что некто более могущественный, чем мы, простые смертные, выказывает намерение сопроводить узника на небеса.

Единственная звезда на небе мигнула и погасла. Это был тот самый знак, которого все дожидались. Аббат выступил из тени и приблизился к братии с факелом в одной руке и свечой в другой, его взгляд был устремлен на меня.

Ужас охватил меня: мне пришло в голову, что аббат собирается приказать мне зажечь пламя. Имел ли он целью действительно принудить меня сделать это, чтобы еще раз испытать мою преданность? Если так, то я не мог исполнить его волю. Пусть все священные обеты, принесенные мною церкви, были бы нарушены, пусть последствия моего отказа могли отразиться на самой вечности, я, милостивый Боже, не мог этого сделать.

Но у аббата Иоанна были другие намерения. Он зажег от свечи факел и затем передал его другому монаху, сделав мне знак быть с ним рядом. Мне показалось, что на губах аббата мелькнула усмешка, но он не сказал ни слова. Затем в свете громко трещавшей свечи он повернулся таким образом, чтобы присутствующие ни на мгновение не могли усомниться в том, что у узника есть еще шанс раскаяться. Из складок своего одеяния аббат извлек резную деревянную шкатулку, завернутую в тряпье.

Взгляд еретика упал на сверток, затем отыскал меня. Только тогда я увидел, что в его глазах вспыхнул страх. Страх не за себя, но за то, что было гораздо важнее, за то, что лежало в старой деревянной шкатулке. Так же, как это бывало в дни нашей юности, я разделил с этим человеком, которого теперь называли еретиком, ужас, какого не испытывал никогда прежде. Возможно ли, чтобы аббат был способен на такую жестокость, жестокость большую, чем лишить жизни невинного? Возможно ли, чтобы он был готов совершить святотатство против человека и против Господа, такое ужасное, что его даже невозможно представить?»

Профессор Ладлоу нахмурился. Намеки, намеки, намеки. Ничего больше. Его взгляд упал на маленький кусочек пергамента, втиснутый под грубый, вручную сработанный переплет. Казалось, он был исписан в спешке, но чернила сохранились хорошо. Профессор прочел торопливо составленный текст, улыбнулся, глубоко вздохнул и закрыл дневник, за который вскоре должен был поплатиться своей жизнью.

Наши дни

День первый, ранний вечер

Нью-Йорк, ресторан-гриль

В тусклом освещении ресторана Гил Пирсон вскинул руку, чтобы взглянуть на часы. Он даст профессору и Сабби еще десять минут, не больше. Он утомлен, голоден и хочет домой, где можно наскоро перекусить и завалиться в постель. Это последний никчемный ужин, на который Джордж вынудил его согласиться.

Что за способ начать уик-энд!

— Окажи мне эту любезность, — обхаживал его Джордж. — Ведь это именно из-за тебя они вышли на нас. Все клиенты хотят воспользоваться случаем встретиться с человеком, который помог спасти Всемирную сеть. Ради всего святого, ты же знаменитость. Ты ведь знаешь, они платят втройне, только бы похвастать перед своими друзьями, что именно ты курируешь их системы, — добавил Джордж, стараясь выглядеть настолько подкупающе, насколько ему позволяли три его подбородка.