Элис Лаплант - Расколотый разум

Я пытаюсь избавиться от кома в горле. Трудно говорить.

– Лезвие всегда было продолжением моей руки. Первый надрез, пробраться внутрь тела, на ту игровую площадку, что спрятана в плоти. Но есть определенные принципы. Чтобы понимать, что приемлемо, а что нет. Оставаться в рамках правил.

Женщина встает, потягивается, садится обратно.

– Дженнифер, я хочу, чтобы вы мне помогли.

– Как?

– Вы что-то знаете. Я хочу, чтобы вы сосредоточились. – Она забирает у меня полиэтиленовый пакет, расправляет его. – Вы узнаете эту вещь? Медальон святого Христофора. На обратной стороне выгравированы ваши инициалы. Как думаете, как могла на нем оказаться кровь Аманды?

– Не знаю.

– Вы носили его?

– Иногда. Как напоминание. Как талисман.

– Кто мог убить Аманду? Есть какие-нибудь мысли на эту тему?

– Есть.

Женщина подается вперед.

– Вы кого-то защищаете? Дженнифер, посмотрите на меня.

– Нет. Нет. Оставим все как есть.

Она открывает рот, хочет что-то сказать. Потом прямо смотрит мне в лицо. То, что она там видит, убеждает ее в чем-то. Прежде чем уйти, она накрывает мою ладонь своей.

Я сижу в большой комнате. И хотя по соседству сидят группки других пациентов, я одна. Мне хочется, чтобы меня оставили в покое. Мне есть о чем подумать. Что запланировать.

Жужжит дверь во внешний мир, входит женщина. Высокая, темно-русые волосы подстрижены вровень с челюстной костью, в руках у нее портфель из мягкой кожи. Она идет прямо ко мне, протягивает ладонь для рукопожатия. Обращается ко мне:

– Дженнифер.

– Я вас знаю?

– Я ваш юрист.

– Это по поводу наших завещаний? Мы с Джеймсом только-только их переписали. Они в банковской ячейке.

– Нет. Дело не в завещаниях. Могу я присесть рядом? Отлично. Давайте я вам помогу. Так гораздо лучше.

Подбегает пес, устраивается у моих ног.

– Какой милый. Посмотрите, как он вас любит. – Она устраивается на сиденье поудобнее, кладет портфель на колени и открывает его. – Боюсь, что это не визит вежливости. Дело в том, что вы вызвали интерес у следствия. У меня плохие новости. Видимо, офис окружного прокурора решил выдвинуть против вас обвинение. С одной стороны, это просто формальность. Вас обследуют и признают невменяемой.

Я не понимаю ни слова, но ее лицо серьезно, поэтому и я стараюсь держать себя в руках.

– Плохие новости в том, что вам больше не позволят находиться здесь. Вас отправят в государственную клинику. Я попытаюсь отправить вас в здешний Центр медицинского здоровья Эглин. Но прокурор настаивает на заведении Ретеш, порядки в котором значительно строже.

Она замолкает, смотрит на меня.

– Мне кажется, что вы не понимаете многого из того, что я сказала , – кивает, затем продолжает: – Надеялась, что вы сегодня будете в хорошем состоянии. Чтобы понимать. С юридической стороны ваши интересы представляет ваш сын. Но я предпочитаю, чтобы и мои клиенты сами подписывали документы. Здесь. Вот ручка.

Она вкладывает что-то мне в руку, подводит кисть к листу бумаги и касается его поверхности.

– Вы подаете петицию на оправдание по причине психической невменяемости. Окружной прокурор не будет с этим спорить. Как я и сказала, единственная цель этого разбирательства – выяснить, где вы будете содержаться потом. Мне жаль.

У нее живое, выразительное лицо. Профессионально наложен макияж. Мне это никогда не удавалось. Да, собственно, особо меня это и не заботило – он осыпался на хирургическую маску и на очки во время операции.

Теперь она говорит что-то, но я не могу уловить суть. Она кивает, думая о чем-то своем, треплет пса за ухом. И снова говорит, что ей жаль.

Она явно ждет, может, какого-то ответа от меня. Без сомнения, она считает, что принесла дурные вести. Но у меня нет ни малейшего желания позволять им меня побеспокоить.

Несколько минут мы так и сидим. Потом она медленно складывает документы в портфель и защелкивает его.

– Мне было очень приятно работать с вами, – говорит она, и вот ее уже нет. Я пытаюсь вспомнить, что мне сказали. Я – подозреваемый. Ну, конечно же, я. Я.

Я хитра. Избавилась от Пса. Пнула его перед одной из сиделок. Я потом взяла его на руки и сделала вид, что хочу швырнуть об стену. Тут же послышались крики. Пса силой забрали у меня. Его не пускают ко мне на ночь, запрещают заходить в мою палату. Я скучаю по нему. Но он может разрушить мои планы.

– Мама?

Я поворачиваю голову, вижу своего прекрасного сына. Он изменился с возрастом, но его еще можно узнать. Кто-то приходил ко мне утром, незнакомка, но она быстро ушла, когда я ее не узнала. Когда я ей не подыграла. Дерзкая, безрассудная женщина.