Элис Лаплант - Расколотый разум

На третьем круге я останавливаюсь у тяжелых металлических дверей в дальнем конце длинного коридора. Я чувствую, как сквозь проем пробивается горячий воздух, вижу, как на бетонный пол падают солнечные лучи сквозь маленькие толстые окна. Я вспоминаю те лета в Чикаго, тяжелые, душные и опустошающие, они заставляют тебя сидеть дома или в офисе, совсем как суровые зимы.

Мы с Джеймсом обсуждали переезд, когда мы выйдем на пенсию. Мечтали о средиземноморском климате, теплых деньках где-нибудь у моря. Северная Калифорния. Сан-Франциско. Или еще южнее. Санта-Круз. Сан-Луис Обиспо. Сказочное королевство. Или даже само Средиземноморье. Мы провели месяц на Майорке, когда Фиона уехала в колледж. Чтобы заранее заполнить ту тоску от того, что птенцы покинули гнездо, которая так и не наступила.

А после были пространные беседы о ферме восемнадцатого века с большим садом. Мы хотели выращивать свои томаты, перец, бобы. Жить землей. На крыше – солнечные батареи, свой собственный колодец. Никого не видя. В своем оазисе посреди пустыни. Кого мы пытались одурачить? Мы бы все равно ушли из общей системы координат, каждый по-своему.

Рука касается моего локтя.

– Эй, юная леди! – Мужской голос. У него довольно приятная улыбка, но его лицо портит гемангиома баклажанного цвета в правой верхней части лица. Неоперабельная.

Я доедаю свой второй завтрак, когда кто-то отодвигает стул рядом со мной и тяжело садится. Я узнаю лицо, но сегодня я в настроении поупрямиться. Я не спрошу. Нет. Женщина, кажется, это понимает.

– Детектив Лутон. Я ненадолго.

Я не собираюсь делать ее жизнь легче. Снимаю с колен салфетку, складываю, кладу на пустую тарелку. Отодвигаю свой стул, собираюсь встать.

– Нет, подождите. Я не задержу вас. Просто посидите со мной минутку. – Появляется молодой человек в халате, предлагает ей кофе, она соглашается. Он ставит перед ней чашку и наливает. Подносит ее к губам, глотает, спокойно, будто это вода.

– Я куда-то ехала. В свое ежегодное паломничество. И вдруг поняла, что еду сюда. Это интуиция. Раньше она чаще срабатывала. Я была более непредсказуемой. – И тут она улыбается. – Один из признаков старения.

Я киваю. Не понимаю, но у меня не хватает терпения. Кому-то больно. Это состояние я могу узнать.

– Так как вы сегодня? – спрашивает женщина.

– Кажется, мы свернули с темы. С той, что имела значение, на социально приемлемую беседу ни о чем.

Вместо того чтобы оскорбиться моей грубости, женщина явно радуется.

– Вижу, что вы в хорошей форме. Рада этому.

– Так зачем вы здесь?

– Как я и сказала, у меня было что-то вроде паломничества. Думаю, вы бы сочли это его частью.

– В каком это смысле?

– Я ехала на кладбище.

– К кому-то из моих знакомых?

– Нет, вовсе нет. Мы с вами не связаны такими узами. Наши отношения более… профессиональные. – Она жестом просит еще кофе. – В основном, по крайней мере.

– Вы – мой врач?

– Нет-нет. Я из полиции. Следователь.

Она смотрит, как ее руки крепко сжимают чашку. Секунды проходят. Понимаю, что я скорее заинтересована, чем раздосадована или раздражена. Поэтому я жду.

Наконец она говорит, растягивая слова:

– У моей партнерши был Альцгеймер. Ранний. Она была гораздо моложе вас – ей было всего сорок пять.

Мне сложно уследить за ходом ее мыслей. Но я понимаю, что она чувствует, и киваю.

– Людям кажется, что Альцгеймер – это просто когда ты забываешь ключи. Или названия вещей. Но личность тоже меняется. Настроение скачет. Появляется враждебность и даже акты насилия. Даже у самого чуткого человека на свете. Ты теряешь человека, которого любил. И остаешься с его оболочкой. – Она замолкает на секунду. – Вы понимаете, о чем я?

Я киваю:

– Моя мать. Все ждут, что ты будешь их любить и дальше, когда их уже на самом деле нет. Полагается быть терпеливым. Это ждут не другие. Этого ожидаешь ты сам. А ты думаешь, скорее бы все это закончилось.

Она тянется и берет меня за запястье, нежно приподнимает мою руку. Это жест сочувствия, без малейшей силы. Мы обе какое-то время смотрим на наши руки, а потом она, столь же нежно, опускает мою ладонь мне на колени.

– Это разбило мне сердце. А сейчас каким-то образом ты его снова разбиваешь. – Еще одна пауза.

Затем она уходит, так же неожиданно, как пришла.

Темная ночь. Фигуры появляются и покачиваются в тенях, шевелясь вне моего поля зрения. Очень темная ночь, и мне нужно встать, двигаться, но меня держат, руки и ноги накрепко привязаны к кровати.