Вольфганг Хольбайн - Немезида - От полуночи до часа кошмаров

Сильнейшим усилием воли я сбросил видение этой страшной погони и, задыхаясь от крика, открыл глаза.

Еще несколько мгновений я лежал, пытаясь ровнее и спокойнее дышать, и ждал, что мой пульс, который ощущался во всем теле, нормализуется. Это сон. Всего лишь сон, и ничего больше. Я знал об этом, когда спал, теперь я понимал это. Моей жизни ничего не угрожало, это был ночной кошмар, беспокойный, жестокий и пугающий, но все же это всего лишь игра какой-то химии в извилинах моего мозга, причудливо превратившаяся в путешествие в Иерусалим. Чего же еще я ждал после такого дня, как этот, и в такой местности, как эта, черт возьми?!

Это не сработало. Я пытался логически мыслить, но в данный момент логика в высшей степени не работала, и то, что я до сих пор воспринимал скорее как приятное — тот трюк, что ты знаешь, что ты всего лишь спишь, и поэтому переживаешь ночное видение как приключение, — вдруг превратилось в бумеранг. У меня не было ощущения, что я пробудился. Может быть, я открыл еще одни ворота и шагнул в них, оказавшись на новом уровне адской игры?

Да это просто безумие!

Хотя я точно знал, что мне, скорее всего, станет плохо, я все же поднялся одним рывком и принудил себя открыть глаза и быстро оглядеться по сторонам. У меня тут же закружилась голова, да так быстро и сильно, что я чуть не упал с края кровати. Комната была такая же убогая и удручающая, как и в моих воспоминаниях, но это все же была нормальная комната. Никаких дверей в виде крыльев летучей мыши, ведущих в безумие преисподней.

Я подождал, пока не рассеется темнота перед глазами, пройдет головокружение, что продолжалось довольно долго. Дольше, чем обычно. Я боялся, что из-за головокружения меня затошнит. Глубоко в горле я чувствовал очень слабый привкус приближающейся тошноты, сладкий запах гниения, но какой-то назойливый и непонятный, мне даже показалось, что в комнате пахнет чем-то острым, резким. Аммиак? Странно.

Через некоторое время я снова открыл глаза и тут же сглотнул чистую желчь, скопившуюся у меня в горле. Комната осталась прежней, а тошнота прошла, хотя и не полностью.

Только теперь до меня дошло, что я нахожусь в одиночестве. Мириам (я тут же мысленно поправился: Юдифь), ее больше не было в комнате. Как я ни напрягался, я не мог вспомнить, когда она встала и вышла, но это не могло быть давно. В комнате еще ощущался, хотя и слабо, ее аромат, а воспоминания о том, что было до того, как мы оба заснули, были еще живы, и думать об этом мне было очень приятно. Сказать, что мы пережили головокружительный секс, было бы преувеличением. Никто не мог бы в такой комнате, как эта, с тонкими, почти бумажными перегородками, за которыми, без сомнения, находились любопытные, прислуживающиеся к любым звукам соседи-родственнички, ожидать чего-то по-настоящему сенсационного, тем более после такого дня, как тот, который мы только что пережили. И, тем не менее, я был удивлен. Юдифь, несомненно, не относилась к моему типу женщин, и я мог бы ожидать после всего случившегося скорее чувства неловкости, нерешительности или нечистой совести. Но у меня, вопреки моим ожиданиям, было очень приятное чувство, странная смесь разочарования и смутного облегчения. Разочарования оттого, что, к моему совершенному удивлению, я хотел бы проснуться рядом с ней, и облегчения, что ее все же нет рядом и она не смотрит с озабоченно нахмуренным лбом, как я, в поту и с криком, а может быть, и лопоча имя Мириам, внезапно просыпаюсь от ночного кошмара.

Мириам…

Некоторое время я напряженно копался в своей памяти, но это ничего не дало. Даже если была какая-то причина, почему мне приснилось именно это имя, это было так глубоко в моей памяти, что я не мог до этого докопаться. А может быть, ничего и не было. И уж совершенно определенно то, что я сделал в это мгновение, было не особенно конструктивно. У меня был кошмар, совершенно неприятный кошмар, — но ничего более, и баста! Если я попытаюсь его анализировать, это вряд ли что-нибудь даст. В конце концов, я не психиатр. Позже, когда все будет позади и у меня на счету будут все эти миллионы, об этом позаботятся профессиональные психоаналитики, если это действительно будет необходимо, но в данный моменту меня были заботы и поважнее.

Например, пойти в соседнюю комнату и разбудить Юдифь, чтобы стрельнуть сигарету.

Словно в напоминание о том, как вредно курение, у меня неожиданно случился сильный приступ головной боли, не такой сильный, чтобы меня сразу же затошнило, но достаточно сильный, чтобы закружилась голова. Я быстро лег обратно на кровать, закрыл глаза и сжал ладонями виски, чтобы переждать, пока по ним перестанут стучать молоточки или, как минимум, боль ослабнет до приемлемого уровня. Так и случилось, но на это потребовалось немало времени. В конце концов, я почувствовал себя лучше, головная боль утихла, но она оставила неприятный привкус во рту и чувство легкой тошноты в желудке, как будто я только что очнулся от лихорадки.