Дот Хатчисон - Розы мая

– Хорошо.

Разговор заканчивается, и какое-то время мы с мамой остаемся на диване и смотрим в телефон; там какой-то фильм с тонущим Леонардо Ди Каприо. Потом мама качает головой; волосы выскальзывают из ее растрепавшейся косы и падают, обрамляя лицо.

– Прия, любовь моя, пора принимать решение. А пока давай перенесем коробки вниз и разберем их по порядку. Если они даже и не попросят копии, им во всяком случае понадобятся даты доставки.

– Что, по-твоему, мне нужно сделать?

Мама долго молчит. Потом встает с дивана, тянет за собой меня и обнимает так крепко, что мы покачиваемся, стоя на месте, чтобы не задохнуться.

– Я не стану принимать решение за тебя. Ты – моя дочь, и я всегда буду поддерживать тебя, соглашаться с тобой и давать советы, но не указывать, как быть. Ничего подобного. Ты – самостоятельный человек, и тебе придется самой делать выбор, с которым можно жить.

– Думаю, прежде чем решать, нам надо точно знать, что все это значит. Цветы могут означать многое другое.

– Тогда подождем. – Она целует меня в щеку, почти в ухо. – Соберем всю информацию, какую только сможем, а потом уж решим.

Сталкеры бывают разные, и тот факт, что я надеюсь встретить среди них убийцу, вызывает волнение, для которого у меня нет даже определения.

Он ощущает на себе взгляд Вика, тяжелый, озабоченный и задумчивый, с самой малой толикой интереса. Какой бы серьезной ни была ситуация, Хановериан будто находит что-то забавное в том, как он меряет шагами комнату.

Однако Вик и сам не может сидеть спокойно, когда какая-то важная деталь занимает – или почти занимает – свое место в мозаике. Он замирает, а Эддисон продолжает кружить.

Рамирес постукивает ручкой по столу, и эта безумная дробь начинает громыхать прямо в его чертовом мозгу.

Достигнув стены, он разворачивается, чересчур резко, и видит, как Мерседес сжимается и осторожно кладет ручку рядом с блокнотом. Потом ему еще станет неудобно за то выражение, которое отпечаталось на его лице. Может, он даже извинится. А пока хорошо уже то, что стук прекратился.

Они все в конференц-зале, ждут ответ из денверского отделения. Эддисон в футболке с пятнами от пота и тренировочных брюках, ветровка брошена на спинку стула. Вик в джинсах, более непритязательных, чем обычно, но заляпанную краской фланелевую рубашку сменил на чистую поло буквально за пару минут до появления в офисе. Рамирес…

Черт, ей можно посочувствовать. Она совершенно явно была на свидании, пусть даже и дневном, когда позвонил Вик. Должно быть, и волосы завила – видно, что естественная волнистость сражается с аккуратными завитками, – и платье надела, и туфельки на шпильках, которые никогда не носит на работе, даже если в этот день им положено лишь заниматься бумажной работой да отвечать на телефонные звонки. Впрочем, жаловаться Рамирес не стала и вообще не упомянула о сорванном свидании – сорванном, может быть, лишь из-за чересчур тревожной реакции Эддисона.

Пожалуйста, пусть это он, обжегшись на молоке, дует на воду.

Телефонная консоль на середине стола пронзительно звонит. Вик наклоняется, тычет пальцем в кнопку.

– Хановериан.

– Вик, это Финни. Они в порядке. Немного потрясены, чуточку раздражены, если я правильно понял, но в порядке.

Все трое облегченно выдыхают. Конечно, они в порядке. Угрозы еще нет, есть только возможность таковой. И, если подумать как следует, не приходится удивляться, что мать с дочерью немного раздражены.

– На что это похоже? – спрашивает Вик. Он хорошо знаком с Финни, когда-то они были напарниками. Эддисон об этом не знал, но как только Шравасти сообщили, что переезжают в Хантингтон, Хановериан ввел в курс дела Такаси Финнегана, имея в виду, чтобы рядом был кто-то, кто может помочь, если понадобится.

Теперь ясно, что такого поворота никто не предвидел.

– Карточка чистая, отпечатков нет. На оберточной бумаге, с внешней стороны, тоже ничего, – докладывает другой агент. – Сейчас бумагу развернули и исследуют в лаборатории. Цветы могли прийти откуда угодно: от флориста, из бакалейного, из частной оранжереи, другого города – кто знает. Проверь почту, там фото ее дневников.

Рамирес разворачивает свой лэптоп к Вику. Эддисон обходит стол и наклоняется к экрану. Фотография загружается.

– Вот дерьмо, она не шутила, – бормочет он. Видеть столько тетрадей в одном месте ему еще не приходилось.

– И это только ее, – говорит Финни, и даже Вик тихонько присвистывает. – Дневники сестры сложены отдельно.