Дот Хатчисон - Розы мая

Мерседес смотрит на деревья, густой полосой бегущие вдоль площадки и дальше между двумя линиями жилых зданий. Она не любит лес, и ей понадобилось почти два года и пьяная ночь, чтобы рассказать почему. Вик, возможно, уже знал, если имел доступ к ее личному делу, но он ни разу даже не упомянул об этом. Большинство ее кошмаров родилось в лесу, и некоторые из них грозили остаться с ней до конца.

И все же ничто не может остановить ее перед лесом, если есть шанс, что там, в чаще, может быть ребенок, которого они ищут.

– Да. Думаю, что да, – говорит она.

Потому что есть закон и есть справедливость, и они далеко не всегда одно и то же.

Вечером, накануне нашего с мамой отъезда, в гостиной Хановерианов шумно от смеха и споров. Удивительно не только то, что шума так много, но и то, какой он живой. Вик безнадежно уступает в численности женской части семьи – матери, жене и трем дочерям. А поскольку в комнате есть еще Инара и Блисс, то Эддисон держится на противоположной стороне и не проявляет ни малейшего желания выручать старшего напарника. Мерседес дразнит обоих мужчин.

Дом, семья и всякие чудесные штучки…

Но в конце концов все отправляются спать, а Марлена и Дженни провожают каждого поцелуем в лоб или щеку. Эддисону достается одновременно в обе щеки, и из этих тисков он едва вырывается.

Прекрасная картина, и Инара с Блисс тут же просят меня прислать им снимки. Вик и Мерседес, убедившись, что Эддисон их не видит, – тоже. Думаю, Мерседес когда-нибудь поставит фотку на своем рабочем столе – только для того, чтобы поиздеваться над ним.

Мама гонит меня наверх, где мы делим комнату Бриттани, но сама остается внизу со взрослыми, и я знаю, что поднимется она еще не скоро, а поэтому направляюсь с Инарой и Блисс в комнату Холли.

Несколько дней назад они приехали из Нью-Йорка, завернув по пути в Шарпсберг – проверить самую младшую из выживших. Едва ли не самое забавное во встрече с ними – это наблюдать за Эддисоном, который изо всех сил старается не вылезти вон из кожи. Он постоянно маячит в дверях, разрываясь между желанием сбежать куда подальше и убедиться, что мы случайно не захватили мир.

Я уверена: если это произойдет, то совсем не случайно.

Блисс такая же колючая, как и мы с мамой, только разве что чуть более агрессивная. Я обычно ворчу и рычу, когда отвечаю; она пользуется тем же самым, как задира. Не могу сказать, что осуждаю ее. Случившееся с ней получило куда большую огласку, чем моя история и место Чави в цепи долгое время остававшихся нераскрытыми преступлений.

Инара спокойнее и тише. Нет, она не застенчивая и не замкнутая, просто… более терпеливая. Блисс, когда нужно изучить ситуацию, чиркает спичкой и ждет взрыва. Инара же вначале наблюдает. Она склонна молчать и говорить лишь тогда, когда точно знает, что хочет сказать, и представляет, какой будет реакция слушателей. Легко понять, почему Хановерианы так к ним привязались.

– Слышала, твои родители и братья с сестрами в Париже, – обращаюсь я к Блисс, помогая Инаре расплести волосы на ночь.

Блисс рычит, но Инара оглядывается на меня через плечо.

– Большинство сказали бы просто семья .

– Твоя семья здесь и в Нью-Йорке. Я, может быть, не очень хорошо знаю вас обеих, но это достаточно ясно.

По бледным щекам Блисс растекается румянец, и Инара, заметив это, смеется.

– Да, – прокашлявшись, выдавливает Блисс. – Они в Париже. Отец там преподает.

– Они ведь просили тебя приехать?

– Да.

– Если надумаешь, у нас там будет пара гостевых комнат. Может быть, захотите приехать вместе или просто сорваться на ночь… Или если дела пойдут ни к черту и появится желание послать все к такой-то матери… Там безопасно и не придется слушать упреки, если ты захватишь с собой Инару.

– Да, в этом отношении они большие нытики, – соглашается Блисс и, никого не предупредив, стаскивает с себя все, кроме белья, и роется в сумке, отыскивая пижаму.

– Наша квартира – одна большая комната, – объясняет Инара. – Даже после Сада скромность у нас не в большой цене.

– Э, у меня была сестра. – Я расплетаю ей косу, расчесываю волосы щеткой и поворачиваюсь, чтобы и она сделала то же самое мне. Движения у нее плавные и уверенные.

– Как думаешь, это когда-нибудь пройдет? – внезапно спрашивает Блисс.

– Что пройдет?

– Чувство, что ты жертва.

Немного странно, что ответ на этот вопрос они ждут от меня. Обе старше, пусть и ненамного, но с другой стороны, мой мир взорвался пять лет назад, и в этом плане приоритет за мной.