Джек Кертис - Сыны Зари

– Ну и о чем это нам говорит? – спросил Доусон и сам же себе ответил: – О том, что это не явный псих: не лезет на рожон, никого из себя не изображает...

– Он планирует свои действия.

– Потому что хитрый.

Кэлли кивнул и сказал:

– Он собирается продолжать свое занятие.

– Ты думаешь, это то, что надо? – спросила Элен.

Эта мысль держалась у Кэлли в голове уже несколько часов, и она все еще казалась верной.

– Да, – сказал он, – наверняка то, что надо.

Элен показывала ему целлофановую упаковку с парой кусков мяса.

– Значит это, – сказала она, – жареная картошка, салат из зелени, если хочешь, можно взять пиццу и макарон в итальянском ресторанчике, это через пару дверей отсюда.

– Это, – повторил Кэлли.

Она содрала целлофан с мяса и отправилась на кухню. Это путешествие занимало пять шагов, поскольку ее квартира была устроена по моде городского центра. А выражалось это в том, что самая большая из трех комнат была маленькой, а самая маленькая представляла собой что-то вроде узкого больничного бокса. Из кухни донесся голос Элен:

– Значит, это не все, будет и еще...

Еще. Еще «инциденты». Кому-то могло показаться, что это стыдливая подмена одного понятия другим, но Кэлли-то хорошо знал, что это дерзкий вызов. Полицейская терминология для «своих»: мол, не ваше дело, незачем вам об этом знать. Чем больше инцидентов, тем больше проблем. Больше и жертв, но это уж само собой разумеется. Во все времена люди умирали преждевременно: от пожаров, автомобильных катастроф, падали с мостов и небоскребов... И тому, что они умирали, не придавалось так уж много значения. Вопрос заключался в том, как они умирали.

– Да, – сказал Кэлли, – думаю, что непременно будет еще.

– Но почему?

– Почему это будет еще?

– Нет. Почему он это делает?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, я имею в виду, что если прав Майк Доусон и прав Протеро, то этот парень просто не знает убитых. Он не знал девушку на Оксфорд-стрит, он не знал мужчину в поезде. – Элен, стоя у раковины спиной к нему, пожала плечами. – Что же это такое? Жажда власти? Или какого-то особого наслаждения?

– Давай я приготовлю салат? – предложил Кэлли.

– Мне бы, конечно, хотелось сказать «да». Но это означало бы, что и кухне хватает места для двоих. Так что не беспокойся.

– Кто его знает, – сказал он. – Лучше бы спросить об этом у него самого. Подозреваю, что в каждом случае причины разные.

– Но здесь есть же что-то вроде шаблона, не так ли? У людей, которые убивают беспричинно, должно быть что-то общее.

– В том-то и дело, что не беспричинно, а по причине, которую никто, кроме них самих, не может понять. А шаблон, похоже, состоит в том, что его вообще нет.

Кэлли вспомнил, как всего пару часов назад он говорил абсолютно то же самое Протеро. И, как бы прочитав его мысли, Элен спросила:

– А что делает Протеро?

– Протеро, – ответил Кэлли – не знает, за какой конец ухватиться. Как автомат глотает монеты, так он – сводки последних новостей, пытаясь нейтрализовать то, что могут написать в газетах.

– Например, «Убийца-маньяк приканчивает двоих», – предложила свой вариант Элен.

– Да, что-нибудь в этом роде. Им бы это понравилось.

Элен тремя быстрыми последовательными движениями отправила продукты по местам: картошку в микроволновую плиту, мясо на решетку гриля, а зелень для салата в овощерезку.

– А как же ты поймаешь его, – спросила она, – если нет никакого шаблона?

– Вот почему это и пугает. Преступники – что-то вроде особого племени, даже нации. У них есть свой язык, узнаваемые характерные черты... Мы знаем, где их искать. В общем и целом мы знаем, кто они такие. Если на моем участке обчистят банк, я могу смело записать это на счет одной из трех-четырех шаек. А этот, – Кэлли мотнул головой в сторону окна, – он какой-то никто. Это кто-то вне правил.

– Ну и что же ты будешь делать?

– А черт его знает!

Подойдя к невысокому буфету и достав оттуда бутылку вина, Кэлли отыскал штопор в левом ящике, где они обычно его держали. Дневной свет как раз начинал меркнуть. Он механически, не задерживая на этом внимания, откупорил бутылку, пристально глядя сквозь окно на темнеющее небо и нарастающую вибрацию неоновой надписи: «Обнаженные... девушки... жизнь». Вечер вступал в свои права. Уличная жизнь била ключом: люди прогуливались, ловили такси, топтались у ресторанов, торопились в театры, спешили на свидания, старались незаметно проскользнуть в двери какого-нибудь стриптиз-клуба.