Том Клэнси - Красный шторм поднимается

Передовой КП 20-й танковой дивизии стал командным пунктом для всех частей, ведущих наступление на Хамельн. Генерал-лейтенант Береговой, сменивший Алексеева на посту командира 20-й танковой, исполнял теперь обязанности командира дивизии и одновременно командовал оперативно-маневренной группой. Концепция оперативно-маневренных групп считалась перед войной одним из наиболее передовых достижений советской военной мысли. Стремительный прорыв открывает путь во вражеский тыл и туда врывается оперативно-маневренная группа, стремящаяся захватить наиболее важные экономические и политические объекты. Алексеев оперся спиной о борт бронетранспортера и смотрел на север, на вспышки огня, прорывающиеся сквозь черные силуэты деревьев. И это получилось не по плану, подумал он. Можно подумать, что мы рассчитывали, будто НАТО станет считаться с нашими планами!

В небе сверкнула желтая вспышка. Ослепленный, Алексеев на секунду зажмурился, а потом стал наблюдать за тем, как огненный шар превратился в комету, которая упала на землю в нескольких километрах. Наш самолет или их? – мелькнуло в голове генерала. Еще одна молодая жизнь оборвана ракетой. Теперь мы убиваем свою молодежь управляемыми снарядами, не способными думать и рассуждать. Кто сказал, что человечество не пользуется своей техникой для достижения достойных целей?

Всю жизнь Алексеев готовился к этому. Четыре года в военном училище. Трудный период становления молодого офицера, назначение на должность командира роты. После того как в нем увидели многообещающего офицера, еще три года обучения в Академии имени Фрунзе. Затем командование батальоном. Снова на учебу в Москву, на этот раз в Академию Генерального штаба имени Ворошилова. Первый в выпуске. Командир полка, затем – дивизии. И все ради вот этого?

В лесу, в пятистах метрах от штаба, располагался полевой госпиталь, и ветер доносил на командный пост крики раненых. Совсем не так, как это показывают в фильмах о войне, которые он смотрел в детстве – да и сейчас. В них раненым воинам полагалось молча и с достоинством переносить страдания, покуривая сигареты, переданные им добрыми усталыми врачами и прелестными заботливыми сестрами. Долбанная ложь, с яростью подумал он, все это долбанная ложь. Профессия воина, к которой он готовился всю жизнь, это просто профессия наемного убийцы. Он посылал мальчишек, у которых еще не исчезли юношеские прыщи с лица, на поле боя, где шел стальной дождь, а земля орошалась кровью. Но хуже всего ожоги. Экипажи танков, выскакивающие из своих горящих машин в пылающих комбинезонах, кричали не переставая. Тех, кто умирал от ожогового шока или пули сострадательного офицера, заменяли другие. Счастливцы, сумевшие добраться до пункта первой помощи, обнаруживали, что санитары слишком заняты, чтобы раздавать сигареты, а врачи валятся с ног от изнеможения.

Его блестящий тактический успех в Альфельде пока не удалось развить, и в глубине души он сомневался, что это когда-нибудь произойдет. Алексеев понимал, что приносит в жертву бесчисленные молодые жизни ради красивых слов в книгах, написанных людьми, сумевшими забыть ужасы, которые они когда-то переносили и теперь причиняли другим.

Тебя мучает совесть, Паша? – спросил он себя. А как относительно тех четырех полковников, которых ты подвел под расстрел? Не слишком ли поздно для угрызений совести, а? Но сейчас не штабные игры и не маневры на полигоне в Шполе, а понесенные потери – это не горстка несчастных случаев на учениях с несколькими пострадавшими. Одно дело, когда командир роты подводит итоги боя, выполнив приказ вышестоящего начальника, и совсем иное для человека, отдающего приказ и вынужденного затем смотреть на результаты своих действий.

«Нет ничего ужаснее выигранной битвы, кроме битвы проигранной.» Алексеев вспомнил это замечание Веллингтона после сражения при Ватерлоо, прочитанное им в одной из двух миллионов книг, хранящихся в библиотеке Военной академии имени Фрунзе. Да, уж русский генерал не сказал бы такого, в этом можно не сомневаться. Почему вообще ему разрешили прочитать это? Если бы офицеры читали больше таких комментариев и меньше описаний славных подвигов, как бы они вели себя, получив приказ политических деятелей выступать на войну? А ведь интересная мысль, сказал себе генерал, весьма глубокая… Он помочился у дерева и пошел обратно в командный пункт.

Там он увидел генерала Берегового, склонившегося над картой. Отличный человек и хороший генерал, Алексеев знал это. Интересно, что думает о происходящем Береговой?