Том Клэнси - Кремлевский кардинал

– Как обстоят дела с расследованием убийства Алтунина? – повернулся Ватутин к следующему офицеру.

Тот открыл блокнот.

– Нам так и не удалось выяснить, где он скрывался до момента смерти. Может быть, он где-то прятался в одиночку или его укрывали друзья, которых нам не удалось обнаружить. Нет никакой связи между его смертью и перемещениями иностранцев. На нем не было обнаружено ничего подозрительного, кроме фальшивых документов, изготовленных самым кустарным образом. Впрочем, для приграничных республик они могли сойти за подлинные. Если Алтунина убили по приказу ЦРУ, то операция проведена прямо-таки идеально. Ни малейшей зацепки.

– Ваше мнение?

– Дело Алтунина безнадежно, – ответил майор. – Его следует закрыть. Кое-что нужно проверить, но рассчитывать на благоприятный исход не приходится. – Он сделал паузу. – Товарищ полковник…

– Слушаю вас.

– По моему мнению, смерть Алтунина – простая случайность. Мне представляется, что это всего лишь обыкновенное убийство: он попытался скрыться из Москвы и выбрал неудачный момент, чтобы спрятаться в железнодорожном вагоне. У меня нет никаких доказательств, но я инстинктивно чувствую, что все произошло именно так.

Ватутин задумался. Требуется немалое мужество, чтобы сотрудник Второго главного управления утверждал, что расследуемое им преступление не имеет никакого отношения к контрразведке.

– Вы действительно убеждены в этом?

– У нас никогда не будет полной уверенности, товарищ полковник, но если Алтунина убили по приказу ЦРУ, почему не избавились каким-то образом от тела или, если они пытались воспользоваться его смертью, чтобы помешать расследованию деятельности своего высокопоставленного агента, почему не подбросили доказательств, ведущих следствие в тупик? Как раз этого и следовало ожидать при таких обстоятельствах.

– Да, мы поступили бы именно так. Разумно. Тем не менее проверьте все возможные варианты.

– Обязательно, товарищ полковник. На это потребуется от четырех до шести дней.

– Что-нибудь еще? – спросил Ватутин. Присутствующие отрицательно покачали головами. – Хорошо, возвращайтесь к своим группам, товарищи.

Я сделаю это во время хоккейного матча, решила Мэри-Пэт Фоули. На нем будет присутствовать «Кардинал», которого предупредили об этом звонком из телефона-автомата – якобы набранным по ошибке номером. Я сама передам ему пакет. В сумочке у Мэри-Пэт лежали три кассеты, передать их можно при простом рукопожатии. Ее сын играл в хоккейной команде младшей юношеской лиги, так же как и внук Филитова, и она присутствовала на каждом матче. Если бы по какой-то причине Мэри-Пэт пропустила матч, это сочли бы необычным, а русские любят, когда все протекает раз навсегда заведенным образом. Она знала, что за ней следят. По-видимому, слежку за иностранцами ужесточили, однако «тень», следовавшая за ней, была не такой уж эффективной – по крайней мере за ней следил один и тот же мужчина, и Мэри-Пэт видела его лицо каждый день.

Мэри Патриция Камински-Фоули относилась к числу типично американских семей, генеалогия которых – весьма запутанная – уходила во тьму веков, причем некоторые подробности не попали в анкетные данные. Ее дед при дворе последнего императора России учил наследника престола Алексея Романова верховой езде, что было совсем непросто, поскольку мальчик страдал гемофилией и требовалась чрезвычайная осторожность. Это было вершиной его карьеры, которая ничем другим не выделялась. Дед Мэри-Пэт не сумел выдвинуться как армейский офицер, хотя покровительство двора помогло ему стать полковником. В результате его полк потерпел сокрушительное поражение при Танненберге, а сам командир попал в плен к немцам и потому остался жив, когда к власти в России пришли большевики. Узнав, что его жена погибла во время революционных беспорядков, последовавших после первой мировой войны, он не вернулся в Россию, поселился в конце концов в пригороде Нью-Йорка, основал небольшое предприятие и снова женился, Он умер в преклонном возрасте девяноста семи лет от роду, пережив даже свою вторую жену, которая была моложе его на двадцать лет, и Мэри-Пэт на всю жизнь запомнила его несвязные рассказы о России. Поступив в колледж, где ее специальностью была история, она, конечно, узнала, как все обстояло на самом деле. Ей стало известно, что император Николай Романов оказался плохим правителем, а его двор был насквозь продажным и коррумпированным, Но она навсегда запомнила, как плакал ее дед, рассказывая о расстреле большевиками царевича Алексея – смелого и решительного мальчика – и всей царской семьи, о том, как их всех убили, словно бродячих собак. Эта история, слышанная Мэри-Пэт сотни раз, создала у нее представление о Советском Союзе, которое оказались не в силах стереть годы обучения в колледже или требования политического реализма. Ее отношение к правительству, управляющему страной, где родился и жил ее дед, оказалось навсегда оформившимся под влиянием убийства Николая II, его жены и пятерых детей. Рассудок, говорила она себе, когда задумывалась над этим, не имеет ничего общего с человеческими чувствами.