Колин Маккалоу - Включить. Выключить

Кармайн поднес пакет к носу и сосредоточенно принюхался.

— Чувствую, их пропитывают дезодорантом.

— Правильно, по требованию мисс Дюпре. Надменная стерва!

— Это уж слишком! — закричал профессор встретившись с Кармайном в вестибюле Хага. — Вы читали, что написал в «Холломен пост» этот кретин, противник вивисекции? Мы, ученые, оказывается, садисты! Это вы виноваты, вы раструбили повсюду об убийстве!

Кармайн умел сдерживаться, но сегодня дал волю вспыльчивости.

— Если вспомнить, — саркастически начал он, — что я очутился в Хаге только из-за жестоких убийств ни в чем не повинных девочек, которые страдали так, как ни одно животное в ваших лабораториях, вам следовало бы подумать об этом, а не о противниках вивисекции, сэр! С какой стати вы переворачиваете все с ног на голову?

Смит пошатнулся.

— Убийств? Вы хотите сказать, их было несколько?

Придержи ярость, Кармайн, не дай этому ученому отшельнику повод разозлить тебя!

— Да, именно так! Не одно, не два, а гораздо больше! Вы должны знать об этом, профессор, однако эта информация строго засекречена. Пора вам отнестись к ней со всей серьезностью. Потому что убийство девушки, найденной в Хаге, — это одно из убийств в серии! Слышите? В серии убийств!

— Вы, должно быть, ошиблись!

— Нет, — отрезал Кармайн. — Придите в себя! Противники вивисекции — меньшая из ваших забот, и хватит надоедать мне жалобами!

Если поискать, в Яме можно было найти трехквартирные дома и похуже того, в котором жил Отис. В районе Пятнадцатой улицы, в логове Мохаммеда эль-Несра и его «черной бригады», дома просто разваливались, окна были заколочены фанерой, щели в стенах заткнуты изнутри матрасами. А здесь, на Одиннадцатой улице, дома были ветхими, краска облупилась, домовладельцы о ремонте и не думали, но когда все еще кипящий гневом Кармайн поднялся на второй этаж, в квартиру Грина, то увидел, что и ожидал: чистую комнату, самодельные шторы, чехлы на мебели, покрытые лаком деревянные полы и тряпичные коврики.

Отис лежал на диване. В свои пятьдесят пять лет он был довольно подтянутым, но его кожа обвисла так, что становилось ясно: когда-то он весил килограммов на двадцать больше. Его жена Селеста была настроена по боевому. Она выглядела помоложе Отиса и одевалась с элегантной броскостью, которую Кармайн счел уместной, как только узнал, что Селеста родом из Луизианы. Офранцузившаяся особа. Третьим присутствующим был молодой чернокожий мужчина, манерами похожий на Селесту, но уступавший ей и внешностью, и одеждой. Его представили как Уэсли Леклерка, племянника Селесты, проживающего у Гринов. Взглянув в глаза Уэсли, Кармайн понял, что он никогда не забывает о страданиях, принятых его народом.

Ни жена, ни племянник не собирались покидать комнату, но просить их об этом Кармайну не пришлось: вмешался Отис.

— Оставьте нас, — приказал он.

Оба немедленно вышли. Селеста пообещала Кармайну страшные кары, если ее мужу станет хуже.

— У вас преданные родственники, — заметил Кармайн, присаживаясь на большой пуф из прозрачного полиэтилена в алых розах.

— У меня преданная жена, — поправил Отис и фыркнул. — А с этим парнем хлопот не оберешься. Мечтает прославиться в «черной бригаде», твердит, что нашел пророка Мохаммеда, велит называть его Али или что-то в этом роде. Поиски своих корней — обычное дело для людей, чьих предков продавали в рабство, но, насколько мне известно, Леклерки родом из тех районов Африки, где молились Кинг-Конгу, а не Аллаху. Я живу по старинке, лейтенант, не корчу из себя невесть кого, хожу себе в баптистскую церковь, а Селеста — в католическую. Я черный, который служил в армии белых, но если бы победили немцы и япошки, мне пришлось бы куда тяжелее. Так я понимаю. У меня есть немного денег в банке, и когда я уйду на пенсию, то переберусь в Джорджию и займусь фермерством. Вот где у меня, — он коснулся ребром ладони шеи, — сидят коннектикутские зимы. Но я не о том хотел поговорить с вами, сэр.

— А о чем же, мистер Грин?

— Просто Отис. Хотел все прояснить. Сколько человек знает о том, что труп в холодильнике нашел я?

— Почти никто не знает, и мы скрываем эту информацию.

— Это была девочка?

— Нет. По крайней мере не маленькая. Нам известно, что она выросла в семье доминиканцев и что ей было шестнадцать лет.

— Значит, она черная, а не белая.

— Я бы сказал, ни то ни другое, Отис. Полукровка.

— Лейтенант, но ведь это страшный грех!

— Да, вы правы.