Антон Сибиряков - В поисках любви

На улице ливень серыми цепями хлещет округу.

Ты обещал ей придти, Антон. Обещал проститься. Ведь ты единственный, кто может ей помочь.

Голос моей потерянной любви. Но, наверное, сейчас, я просто выдумываю его себе, чтобы заполнить пустующее сердце.

Ты никогда не выполнял своих обещаний!

Выхожу под дождь. Подставляю струям лицо, смываю кровь. Сдираю с головы грязный бинт. Мою ладони.

Вода очищает. Придает сил. Она настолько чиста и невинна, что я боюсь уронить в грязь даже каплю. И понимаю, что чувствую себя молодым. Тем мальчишкой, который когда-то верил в свет. И искал в людях лишь добро.

— Я приду.

Голоса молчат. Они знают это. Потому что именно там, у последней черты, я встречусь с ней, и она расскажет мне всю правду, прежде чем уйти навсегда.

Но нужно торопиться. Пока она не забыла. Пока не перестала существовать в моем мире.

И я бегу. По скользким валунам города, перескакивая дрожащее в лужах небо. По коридорам каменного лабиринта, который выучил за жизнь, как молитву. Стараясь не замечать светящихся брызг, летящих из-под ног. Пытаясь унять сверло, скрипящее в груди. Я бегу все быстрее, боясь нарушить светлое обещание, которое дал. И о котором забыл, погрузившись во тьму.

«Мы все уйдем из тихого места».

Так мне говорила мама, когда я рыдал у отцовской фотографии. Она брала меня за худые ладони, и улыбалась, стараясь сдержать слезы.

«Мой милый мальчик, мы уходим, но оставляем память. И она живет, пока те, кто остался, помнят».

«Что это за место, мам?»

«Дом, в котором никто не умирает. Там очень спокойно»

«И мы…мы тоже будем там жить?»

«Да, сынок. Когда-нибудь. Но сейчас, мы всего лишь гости. Те, кто приходит на время»

«А папа? Он там?»

Ей было трудно. Но она улыбалась.

«Да, Антон. Папа сейчас там»

Дом, в котором живет бессмертие. Так она говорила о кладбище, где было сыро даже под раскаленным июльским небом. Я не боялся этого места. Но и не любил. Наверное, потому, что пустой цинковый гроб напоминал мне осиротевшую комнату, в которой не было хозяина, и оттого гостей там никто не ждал. Дом, где никто не умирает, всегда казался мне запертым.

Тем местом, в котором жила только чужая память.

И даже со смертью мамы, ничего не изменилось. Я перестал помнить. И дом, о котором она мне рассказывала в детстве, вдруг исчез, обернувшись туманной дымкой, окутавшей поросшие мхом надгробия.

Сколько я не был у нее? Сколько забыл? И как долго не говорил о своей любви?

Бегу быстрее, сжимая кулаки. Сквозь шум дождя, по опустевшим улицам, под унылым взглядом октября. Я дышу, вижу. Я слышу. Но не чувствую больше. И понимаю, что мимо меня, растягивая время липкими нитями, проносится безликая темнота, которую я называю памятью.

Я слишком заигрался. Я поверил в смерть, будто в бога. И она улыбнулась мне, взяв под руку. Уводя с собой в холод и мрак разрушенных цивилизаций. Туда, где во тьме обитают лишь человеческие кошмары, жаждущие крови. Я видел их. Не всех, но многих. И верил, что жизнь не может быть другой.

Господи, сколько времени прошло? Сколько лет я шатался по этим пустым коридорам, выискивая свою, несуществующую правду?

Ты был там очень долго, Антон. И не сумеешь уйти так просто.

Голос из бездны. Мой голос.

Куда ты бежишь? Ты не сможешь спрятаться от нас, потому что мы в тебе!

Дом, где никто не умирает. Моя последняя надежда.

Ты не сможешь!..

Не слушаю.

Я рядом.

Останавливаюсь, сбивая дыхание. Смотрю.

По каменному забору стекают ручьи. Скребутся о небо острыми пиками, потревоженные ветром, ржавые створы ворот. Стучит о косяк, монотонно и глухо, незапертая калитка.

Делаю шаг. Оглядываюсь.

Монолит города остается позади. Непоколебимая скала, выточенная временем. Пишет свою историю. Есть ли в ней мое имя?

Отворяю тяжелую калитку. Захожу.

Здесь ничего не изменилось. Все так же сыро. И горько.

Деревянные кресты мокнут. Темнеют. Сползают в грязь, наваленные кучами, венки. И лица умерших возникают передо мной, требуя тепла.

Место, где живет бессмертие…

Я чувствую призраков. Они ждут тех, кто помнит. Тех, кто мешает им уйти.

Шепчут их имена.

Кладбище кажется бесконечным. Могилы тянутся неправильными линиями за горизонт, множась сотнями, под зеркальным осколком неба. И каждый мой шаг, выпускает на волю все новых и новых его пленников. Они выходят из комнат, гремя тяжелыми цепями, и я вижу, как они устали. Как отчаялись скинуть оковы и покинуть это место, ставшее для них тюрьмой. Мокрые от слез, худые и голые, посреди леса из крестов, они сами превращаются в памятники, окутанные приторной дымкой боли.