Антон Сибиряков: Падение вверх

— Вон оттуда они упали, — прищурившись от яркого солнца, сказал старик, скрюченным пальцем указывая на крышу высотного дома. — Вот сюда.

На сером растрескавшемся асфальте все еще виднелись бурые кляксы крови. Весенние дожди не сумели их смыть, а дворники, судя по всему, обходили это место стороной.

— Девять этажей, — подсчитал Антон и достал мобильник.

Никоновская профессиональная зеркалка, которую он взял с собой в поездку, исчезла при досмотре на КПП, и поэтому пока ему приходилось пользоваться примитивной камерой древнего, как динозавр, Самсунга.

Присев на корточки, Антон принялся фотографировать.

Командировка не задалась с самого начала. Он прибыл в ЗАТО Сибирск-43 на час позже, чем было оговорено, уставший и злой, раздосадованный тем, что пришлось бросить машину, увязшую в апрельской распутице. Последние десять километров ему пришлось тащиться пешком, взвалив на оба плеча по тяжелой сумке. На входе в город его остановили солдаты и долго допытывались, почему он прибыл позже уговоренного времени. Он рассказал им о машине и о том, что неплохо бы вытянуть ее из грязи, а они в это время прошлись по его багажу, и вот тогда-то, скорее всего, фотоаппарат и приглянулся одному из часовых. Антон собирался его вернуть, но сейчас на скандалы с местной властью у него не было ни сил, ни времени. Через пятнадцать минут он должен был встретиться в кафе через квартал с местным опером, с которым они когда-то вместе учились в школе.

— А вы журналист, да? Я все правильно говорю? — спросил старик. Он стоял все там же, трясущимися руками опершись на кривой костыль.

— Да, он самый, — вздохнул Антон и поднялся. — Извините, мне нужно идти. Увидимся.

— Конечно, увидимся, — улыбнулся старик сухими губами. — Значит, я все сказал правильно.

— Да, разумеется…

Странно, но в закрытом городе, куда обычно не пускали посторонних, был свой MacDonalds. Забегаловка с истекающей жиром едой, названия которой все как один заканчивались на «гер». Чизбургер, гамбургер, фишбургер… А напитком Кока-кола, что там подавали, на автомойках в родном Антону Новосибирске, отмывали с машин птичий помет. Никакой очиститель не справлялся, а популярная газировка растворяла его вмиг…

Вывеска кафе с улыбающейся рожей клоуна пряталась за углом обшарпанного здания, в котором, судя по всему, когда-то располагался военторг. По крайней мере, красная звезда на козырьке у входа говорила именно об этом. Антон перешел пустующую дорогу на красный свет и заглянул в кафешку через грязное стекло. Посетителей не было. За прилавком суетилась какая-то барышня, то и дело поглядывая на входную дверь, а за ее спиной можно было разглядеть громадную тень повара, застывшего неподвижно у своей жаровни.

«Ты-то, что ты ешь, — подумалось Антону. — Неужели всем нам после смерти придется тонуть в кипящем масле?»

Он зашел внутрь и, тоскливо осмотрев пустые столики, подошел к кассе.

— Добрый день! — толстая кассирша в дурацкой красной кепке, заляпанной жирными пятнами, улыбнулась ему желтыми зубами.

— Добрый. Чашку кофе, пожалуйста.

— Сахар, сливки?

Ее хищная улыбка стала еще шире.

— Да ничего не надо, просто кофе.

Когда ему неделю назад, ночью, позвонил давно забытый друг детства и попросил написать статью о суициде подростков в закрытом городе, он тоже сел пить кофе. Машинально, соскребая ложкой со дна стеклянной банки растворимую гадость. Так вот — тот кофе по сравнению с этим был просто напитком богов.

Усевшись за крайний столик и лишь немного пригубив обжигающего губы пойла, Антон принялся копаться в мобильнике, чтобы хоть как-то отвлечься от назойливых взглядов кассирши. В телефонной книге не было ни одного номера, кроме телефона местного полицейского участка. Номера своих детей, конечно же, Антон помнил наизусть, но звонить им все равно бы сейчас не стал — они давно уже жили с другим человеком и называли его любимым папочкой.

Он щелкнул по клавише сообщений. Набрал букву «П» и долго смотрел на мигающий курсор. Потом набрал «А» и «Д». Что это могло значить?

«ПАД…ЕНИЕ ВВЕРХ».

Падение вверх — это когда нет смерти. Так они и написали, те девочки. На сложенном вдвое листке бумаги, красивым, каллиграфическим почерком. Сунули записку в щель чердачной двери, а потом шагнули вниз, с девятого этажа. Им было всего по четырнадцать лет. Слишком мало для подобных мыслей. 14 лет… жизнь как полет с девятого этажа. Такая же быстрая. Что можно успеть за это время? Только закрыть глаза… И их смерть теперь будет длиться гораздо дольше. Пока все те, кому они были дороги, сами не умрут.